Сибирские огни, 1929, № 2
Платформы круглого леса, разобранных срубов, просмоленных сваи, три товарных ва гона с экспортным грузом, пять теплушек и один жесткий плацкартный. Одиннадцать часов. Короткий свисток. Загремели буфера, и состав тронулся. Большинство пассажиров с бесплатными билетами: едут на работу— печники, камен щики, плотники. Калят до-бела каменным углем чугунные печки, кипятят чай, едят колбасу с белым хлебом и рассказывают о случаях на постройках. Многие из них строи ли Мурманскую дорогу, Амурскую, Ташкентскую. В нашем вагоне едут два китайца. — Коммунары нганго, комунвзы фу шанго, так что ли?— спрашивает старый забой щик каменных карьеров Воробьев, расстилая черный полушубок на верхних нарах. Китайцы обиделись, молчат. — Это у нас в бараках жили китайцы, так они и говорили: «то шит на нар (кому нары), тому хоропго, а кто спит внизу (жому низы), тому плохо— блохи заели,— поясняет Воробьев. Долго не смолкает раскатистый смех. Утром поезд подходил к первому населенному пункту, Кароовке. Ковыль стеля сменился отдельными подосками пашни. Жнивье густое, посев рядовой сеялкой. Над селом остановка, раз’еэд. Выбеленные саманные домишки низкие, точно вросшие в землю. Их не больше 50. В России такой поселок никто бы не знал, а здесь Карповаа— одно из крупных сел левого берега Иртыша. Поезд идет точно по старому полотну: также четко стучат колеса, на стыках, мелькают новые телеграфные столбы с гудящими проводами и небольшие дощечки на столбиках с цифрами километров. В сторопе, на ровной степи, изредка блестит осколками стекол вода Чара. Эта режа очень часто склоняется во всех падежах отчетов и докладов обследовательских и изыскательных работ. Можно подумать, что Чар немного меньше Иртыша, на самом же деле он курице по колено. Чар мелеет каждую осень, степно* солнце за лето выпивает почти всю его воду. За то Чар дает о себе знать весной. Тогда он разливается на несколько километров и уносит все, что попадает на пути. Особен™ сильный разлив был прошлой весной. Такого паводка не было 70 лет. Чар делал экза- мен строительству Туршгба. И пришлось кое-где поднять насыпи и прибавить мостов. Вскоре после наводка шедший по берме (времянке) паровоз на 76 километре утонул до трубы. На ст. Жангиз-Тюбе заложен первый казагашй районный центр— строят здание райисполкома, жилые дома, школу. В 15 километрах рудники Акжал. Там зарождается первая горсточка пролетариата Казахстана: в шахтах работают казаки. Запасаемся хлебом, колбасой, набираем во все чайники и ведра воды, добавляем в ящик углей и двигаемся дальше. На первом раз’езде от станция два экскаватора «Рустон» остановились на зи мовку. Пассажиры обступают экскаватор со всех сторон, пробуют дергать стальные кана ты, заглядывают через щелки во внутрь.— Нам говорили, что из Америки привезут та кие машины, которые сразу будут черпать по вагону земли, а он берет не больше трех тачек,— говорит рабочий, с явным желанием охладить восхищение экскаваторами, * умалять их достоинство перед ручными тачками. Дальше поезд стал изгибаться меж невысоких гор. У склонов кое-где чернеют саманные постройки без крыш зимовок кочевников казаков. Пасутся по снегу стада коров. Пастухи, завидев поезд, во весь карьер скачут к нам и долго едут с медленно дви жущимися на под’ем вагонами; расспрашивают казаков: куда едешь, зачем, что там. Последняя станция— Каракультас. Телеграф, билетная касса, канцелярия, квар тиры начальников и рабочих, ожидальня для пассажиров— все на колесах в теплушках. Впереди рельсы ведут наступление на Сергиополь. Укладочный городок упорно про двигается вперед но два, по три километра в день. Рельсовый путь уже соединился с первым городом на северной части строительства— Сергиополем.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2