Сибирские огни, 1929, № 2

— Ты чо делаешь? Рехнулся совсем.— Дрожащим указательным пальцем тыкал вперед себя,' будто плотность воздуха испытывая.— Сам-от живешь не по-людски, дак и ребят расстроить хочешь? Думать, управы на тебя не найдем? От своей бабы отвер­ тываешься, а к братовой лезешь. Не стыдно шарам твоим бессовестным? Ефим промолчал; слегка толкнув Гурьяна локтем, вышел во двор. Старик шел за ним, продолжая ворчать: — За работу приниматься время. Дармоедом хочешь быть, на шее братьев охать? Братья-то смотрят-с.чотрят, да и тоже окажут... Ефим п без напоминаний знал, что надо впрягаться в работу по хозяйству, но сердце не лежало к этому. Хозяйство не увлекало его, заботы о нем казались ему слиш­ ком обыденными и мелочными. Он привык быть живым и энергичным там, где к этому была соответствующая возбуждающая обстановка, где >сила невидимая втягивала его, а желание настоять на своем (подталкивало и заставляло подталкивать других. Все, что он делал в последние годы, отстаивал ли советскую власть на юге, воевал ли. с колчаков­ цами на Урале, партизанил ли в районе Салаирского горного кряжа,— имело свою цель. Теперь же, отвыкнув от хозяйства, он не видел цели, чтобы с той же силой и энергией взяться за работу. — Домашность десять лет тому назад была такая же, как и сейчас, талой и останется, как бы они ни старались. Он не хотел брать в руки молотила, так как считал эту работу самоистязанием; не хотел и настаивать на том, чтобы были приобретены машины. Теперь он понял, что нужно другое, что бы не только увлекало, но и заражало крепкой верой в полезность того, что делаешь; нужно такое хозяйство, в котором бы бодрящим гулом пели машины. За день, проведенный в сельревкоме и многодавке, в дружеских беседах и разговорах с крестьянами, он ни один десяток раз вспомнил хозяйства германских помещиков, у ко­ торых работал. Отцу он ответил вызывающе: — Я не дурак, чтобы целый день буткать молотилом. — А мы дураки видно, сынок?— Гурьян и теперь звал его сыном.— Дожили до хорошего времечка, что сын дураком зовет.— Старик ударил себя кулаком в грудь.— Да я три года старшиной хо^ил, а такого слова не слышал о себе. — Среди табуна дураков умным казался. Ну, скажи: разве умный человек будет теперь, когда есть машины, хлеб молотилами молотить?— Гурьян повернулся к Ефиму лицом и остановился. — Дурак я, дурак? Сын оказал, что я— ‘дурак,— бормотал старик, уходя... V III. Больше недели ждала Лукерья Осиповна зятя в гости. Утрами она стряпала рыбные пирога, добавляла меду в пиво (чтобы не перекисло), одевала черный сатино­ вый сарафан с огромными белыми и розовыми цветками и садилась к окну, -в которое видно было кран села и крыши Гурьяновых построек. Она следила за белой горюой, с которой должен был спуститься на главную улицу Ефим. Но приближался полдень, 4 зять не приходил. Терпенье лопалось, Лукерья Осиповна шла в горницу, переодева­ лась в старый сарафан, ворчала: — Зятек, нечего сказать, к теще в гости забежать не изволит. Ну, народец пошел. Потом она думала, что напрасно сняла черный сарафан, что Ефим придет и обязательно вечером. Ждала его до заката солнца и тогда уже, отчаявшись, бросала пи­ роги ужинающему семейству. По вечерам она надоедала мужу с одной и той же просьбой: — Пойдем утром к свату. Вот, мол, пришли зятюшка посмотреть, коли сам он ■оказаться старикам не хочет. Пристыдим его. 2 л . «Сибирские Огни»