Сибирские огни, 1929, № 2

/И , КЕРЖАКИ И АРЖАН Круча. Скользко. Тухлинка ломается неожиданными бросками. Взберутся немного вони, натужно, чуть не махом, и станут. И пучатся их бока ет короткого, частого дыхания. Не легче и нам. Пешком идем, кое-где хватаясь за лошадиный хвост. Перевал на Большой Абакан. И цепи гор, одна, другой выше, угловатое и острее висят в голубом пространстве. И везде натыкаемся мы на горящие иокры руды, руды— железного блеска. Большой Абакан похож на Малый и на всякую значительную горную реку. Только он посещаемой Малого. Левым берегом его вьется тропа на кержацкий поселок, на Аржан— Горячий ключ. Караван наш движется правым, над крутыми и бурными перекатами. Каждый из них здесь имеет с®ое название. По обычаю тайги— в память несчастья. Вот гремит Гарбонакова шивера. Солнце стоит против воды, и ноток словно выплескивает со дна расплавленное золото. Был когда-то татарин Гарбонак. Шел здесь с плотом и утонул. Уж забыли и время, когда это случилось, а Гарбонакова шивера вошла даже в отмету на карте и навсегда увековечила имя утопленника. Или Гордеев перекат. Тоже плохое место: вылетая из кривляка, стрежень • бьет в утесы. Ехал здесь на лодке рыбак Гордей. Сидел на слеженном неводе и перевернулся. Двух спутников его выкинуло на берег, а Гордея накрыло неводом, и напрасно его потом искали,— Абакан не отдал трупа. Вот как просто совершается здесь все значительное. Из-под ног лошадей часто взлетают глухариные выводки. Уже крутые птицы, » глупые— никогда не видели человека. Едет впереди .проводник, за ним я, а впереди всех— Соболька. Подымается от собаки молодой петух-глухарь и летит, как одурелый, прямо на Никитича. Тот его поводом хлысть! Глухарь еще понизил и налетел на меня. Я с седла цапнул рукой, и в пальцах осталось перо... К счастью, я его не поймал, а то бы совсем напомнил Ноздревского зайца... Глухари всю дорогу— наш основной провиант. И на каждый день у нас гарантирован вкусный обед и сытный ужин. Восхищает меня проводник Никитич. Сколько ни делал' при мне он выстрелов— я не помню промаха. I I ружье его, диво изобретательности, какой-то интернациональный инструмент: ствол от сибирской крупной винтовки, затвор Крынка, самодельное ложе, патрон трехлинейный и пуля от итальянского военного ружья «Витали». На целые сутки задержались мы в кержацкой заимке. Решили оставить здесь лошадей, а самим на лодках подняться на 40 верст до Горячего ключа. Коням необходим хороший отдых. И так уж есть у нас калеки: одна грудь себе распорола, другую в пах укусила змея; Кержаки здесь кондовые. И двойные: одни для «мирян», другие для себя. И здорово блюдут свое благочестие: будьте, покойны,— напиться из своего ковша не дадут! Но «мир» забирается к ним 'цропой, проходящей на Аржан. Забирается длин­ ными вереницами проезжающих больных. И от этого кержаки двоятся. Деньгу они уважают и любят, хоть и притворяются, что не умеют считать. Для всякого рода греховных дел и переговоров у них выделен, своего рода., коммерческий директор— краснолицый, здоровенный мужик.