Сибирские огни, 1929, № 2

ми. Уж темно... Но битва продолжается. Кряхтенье и гул стоит над рекой. Из всех сил стараются бить друг друга мужики. Многие устали, стоят потные, завертывают тря­ сущимися руками «козью ножку». Ночь. Теперь более ловкие остаются. Старик Суков, что с шишкой на самом носу,— 'первый драчун на селе. Его по­ стоянно за это избирают членом Сычевсвого сельсовета. Ловкач мужик. Постарел на ку­ лачках, ловкий старик, «спортсмэн». — В театр не ходим, надо же забавляться чем-то. Сначала детей посылаем, что­ бы они дрались, потом подростков, чтобы они защищали детей и сами маху не давали. А за подростками и все мужики идут. Потеха, После кулачек неделю отдыхаем. Бабы и девки любят смотреть на кулачки, а после разговоров... ух!.. На целый год хватит Вот и живем,— говорит Николай Богданов, один из бойцов на кулачках. Что было на потеху князьям и помещикам, вошло в быт и до сих пор живет в крестьянстве. Любят мужики пока эти кулачки. УКОКОШИЛ ТАКИ Маня сидит на крылечке и тихо напевает грустную песню. — «Одна сиротой я в батрачках живу...». Отец и мать давно умерли. Ребенком осталась. В чужих людях росла, без упрека вуска хлеба не ела. Оттого она и скромна и застенчива, а на работе прилежна и старательна. В комсомол ее приняли, как активную общественницу, батрачку. Грамоте научи­ лась, газеты от начала до конца прочитывала. — Тебе, голубушка, и замуж пора. Дородна и красива и делом вышла старатель­ ная,— сказала однажды ей хозяйка. — А вдруг карапузик появится?— стала мечтать Маня, и сердце ее радостно билось.— Кормить буду, ласкать его, говорят, матерью быть, ах, как приятно... Я уж все уступать буду мужику. Боюсь только, как бы издеваться не стал, ругать напрасно, придираться, бить, а так все снесу. Татарников— парень добрый и славный, и служба хорошая. В Новиковском рай­ коме зав. АПО служит, начитанный, хорошо говорит, других учит.... Славный парень... Татарников ухаживает за Маней... Ласково поговорит. Ручку нежно пожмет. Серьезный, не нахальный. Вчера сказал: «Давай распишемся и поженимся». Женились. Две недели мирно жили. Ликовала Маня. Все смеющаяся да веселая была. К старой хозяйке бегала, рассказывала, как она довольна и какой он ласковый па­ рень. На третьей неделе после женитьбы муж первый раз жестоко оттолкнул ее и вдруг сказал: «Надоела ты мне, убирайся, не буду жить с тобой». Долго плакала Маня. Никому ничего не сказала. «Перенесу, одумается, куда я пойду? Он у меня все теперь»,— подумала она. Безропотно все прихоти мужа удовле­ творяла. Но каждый день он придираться стал, ругал, топал ногами, шумел. — Коммунист он, других учит, говорит хорошо, а сам зверь зверем. Я все, что скажет, выполняю, а он гонит, и все,— жалуется она своей подруге. — Охальник он у тебя. В Бийске сколько баб передержал, тебя, наверно, уж третью по-закону-то взял. Распутник, вот он кто. Спроси-ка людей-то,— говорила ей подруга. Не повергла Маня. Переносит все издевательства мужа над собой. Нервной стала, иногда отвечать начала ему. — Зачем ты меня мучаешь? Власть-то ведь советская, сам везде хорошему учишь, а над женой издеваешься. Не пойду никуда, я беременна от тебя. Ради ребенка не издевайся надо мной,— плача говорила она. — «Куда я с ней?»,— думает Татарников. «Надо избавиться, измором взять надо, довести до «белого каления». Вынудить на самоубийство, пусть убьется или уто­ нятся... Вот еще навязалась».