Сибирские огни, 1929, № 2

— Видно, у Полунина и корма много для лошадей и работы никакой? Но мальчонка, Полушагаский сын, дал такое об’яснение этому: — Как же нет работы? Мы все время ездим в бор, на пашню и в город. Кормим вообще. Только^ папаня быстро не ездит: он у нас бережливый. Так под лохмотьями вождя деревенской бедноты выступал хозяйственный мужи­ чок, сумевший в современной обстановке и невинность соблюсти, и капитал приобрести. А вот и еще одна разновидность современной деревни, ото— «самолет» Кузнецов. Человек бывалый. Знает Кузнецкий округ, побывал также и в Семиреках. Сейчас тоже собирается в какой-то новый перелет. Соседи Кузнецова по незнанию говорили даже о том, что Кузнецов хочет ехать в Монголию и кто-то в шутку называл его «монгольским подданным». Рыжий, лохматый старик с узкими и какими-то раскосыми глазами, он по внеш­ ности действительно несколько напоминал монгола. — .Раэрешите узнать, как вы будете из города, что, можно теперь переселяться? Я спросил, что заставляет его думать о переселении. — Да видите ли: земля у нас тут выпахалась и засорилась. А тут говорят есть такие места, что можно и сто пудов собрать без большого труда. — А куда же направляете, свой путь? — Собираемся в «камень»*). Были там наши в горох-то, доходили до Маральи:: рожек. Говорят, жить там можно. Утеснения меньше, да, може, и .хлеб-от не будут теребить. А то ®от здесь, почитай, и скотину скоро некуда будет выпустить. Все кругом обрезали под поселки, коммуны и артели... Я сразу почувствовал скрытый замысел старика— уйти подальше от строящейся новой деревни. Его доводы о скоте и утеснении были скорее, всего для красного словца. Мне рассказывали, что он настолько скуп, что почти не кормит свой скот, а отпускает его даже зимой на подножный корм по улице. И ясно: где скотина получит еена клок, а где и вилы в бок. И совсем еще недавно Кузнецовскую лошадь, выбившуюся из сил и упавшую на улице, пришлось поднимать «народом»... — И много вас таких переселенцев?— спросил я. — Дивно. Все больше из Ненашева и Анатолиевского... — Так... Мне все стало ясно. Передо мной был тип «самолета» из той группы деревни, которая во все времена была одержима переселенческим, кочевым зудом. Сейчас хлебозаготовки и обложения еще больше распаляют и подхлестывают этот зуд. Зажиточная деревня демонстративно переходит к мочевому быту. — Нечем мне уплатить самообложение. А на семфонд и Семенов нетути,— говорит «бедняк» поселка Кругло-Семенцовского Волков Николай. Но нам известно, что осенью этот Волков купил бричку и пару лошадей. Конечно, для бедняка это большие затраты, но может ли сейчас Волков Николай именоваться бедняком? А вот и еще экземпляр приспособления. — Какие излишки могут быть у меня! Сеяла я только 13 десятин. Урожай, вы сами знаете, был плохой: почитай по 13 пуд. с десятины получили. Вышло только на хлеб себе да на семена. Нечего мне продавать в итерацию. Это— ответ тоже «беднячки» Жуковой Дарьи из тех же Круглых Семенцов. Ik другим же источникам у этой Жуковой Дарьи хлеб хоронится в ямах и его там не менее сотни пудов... Провожали меня в Новороссийском тагами пожеланиями: *) В «камень»—в Алтайские горы.