Сибирские огни, 1929, № 2

Домишки столпились голодной оравой, Над крышами1— клочья густых облаков. Но вот посмотрите, на вывеске ржавой Заманчива надпись: «Приют моряков». Зайдемте, пожалуй. Наверно, мы встретим Лихих рыбаков, звероловов беспечных, Веселых, как в сказке, счастливых, как дети, Танцующих джигу (и сытькх, конечно). За дверью кабацкая смрадная стойка, Норвежские трубки в дымящем потопе... — Кому этот ром подает судомойка? Кабатчик смеется:— Кому? Углекопам. 2 . Где старая песня? Она обманула «Романтика» здесь не у места. Я плотно 1 саокуСь на изломанном стуле, Я пью с углекопами вместе. Я знаю, бошт это т северный остров, И воды, и горы- богаты. Не даром его замерзающий остов Дырявят кирка и лопата. Он встретил гостей промысловым угаром. Хрустящим, сухим, антрацитом, Мороженой рыбой в сосновых амбарах И мехом, в морозе промытом... Скажи мне, товарищ, моряк из Кингсбея, Кто ест первосортную рыбу? Окажи, кто углем и мехами владеет, Кто жжет антрацитные глыбы? Как-будто в хибарке твоей не светлеет, А рыбу увозят в Европу. Жена на работе весь день коченеет И печь твою часто не топят. Я вижу, ты трубку притиснул зубами И горько в ответ усмехнулся. У ста.тая складка легла над бровями И ромом стакан захлебнулся. Угрюмый кабатчик с лицом истукана. Внимателен к нам в разговоре— Он снова 1 наполнил пустые стаканы И подал консервы Армора. Что ж, выпьем еще отвратительной водки, Закусим жестоким бэконом. Ведь скоро опять заскрежещут лебедки, Ты в шахту пойдешь по-закону. Я пью за грядущее этого края, За ужас Баренцева моря. Пусть черные копи углем засыпают Сугробы рыбацкого горя.