Сибирские огни, 1929, № 2

— Уэшреть дайте в боге... Жисти минутки остались. Оскверняться у могилы не желаю. Поползу, да уйду от врага человеческого... Спасайтесь, старики!.. Миней ерзал за Софроном. Дергал его за рукав, шипел. — Ты бы, Софрон Мосеич, обсказал еще. Ты могелиь. Веский ты. И шопот Минеев в уши Акиндина врезался. — Отрекаешься, Миней... Иудово племя. Кипятком ошпарился Миней. Вскочил. — Ежели у стариков завируха в голове пошла, подчиняться, скажешь им? Бе­ решь на себя, Акиндин Софроныч, лишнее. За себя, за стариков отвечать можешь, за молодых рановато... — Не ты ли пел, не принимать, а теперь ково поешь? — Не принимать, так и сказываю. А с места не шевелись. Ты— вожак, ты и научи в мире без 1 реховном остаться. В лес к медведям уйти не велико дело, и спастись там заслуги мало. Ты на греху обереги нас. Тогда и «лава тебе. — Свергнуть хошь?— захрипел Акиндин.— Примай, сложу свой сан. Садись. — Не к чему твой сан. Не напрашиваюсь. Поставили тебя пасти, так и паси, а к старикам прислушивайся: не глупее тебя которые. Растрепал бороду-кудельку, вытянулся и звенел в таежной тиши... К ночи разошлись старики, не решив вопроса. Оставались последними Акиндин, Панфил, Евлампий да еще Старков пять- шесть. Выпустил Акиндин из темницы молельной богомолыцивов, словом крепки* благо­ словил и отпустил. Шептались старики, качали головами, плакались. — Вера падает... Гниет человек. Рази при отцах было такое. И, расходясь, давали клятву: — К осени уйдем. Пущай, которые хотят, остаются. А мы уйдем. Коромыслом нырял по тропке Панфил, тянулся «а рукаве Акиндина Евлампий и тихими шажками, почесываясь, спотыкаясь, плелись старцы. Это были верные люди Акиндииу. Ветка тайна моленных собраний Акиндина, а знал ее весь скит. Не уберег Акин­ дин, не завязал язык тем, у кого борода молода, кто в молельне поклоны бил, кто оби­ жен Акиндиным был. Думал Акиндин— Федот все. Но был тверд Федот, слова не. сказал. Камня тверже. Обида кипела, Акиндина хуже: врага считал, да тверд был в стариковских запретах. Слово— тайна, не поведает никому. Тайна речку перебежала в Никифорово логово, добежала до улуса, улыбкой рас­ цвела в Гуськах, смешком развернулась в ячейке: И понял секретарь Лапин. — Никифору легче. Жить начнет. Встревожила тайна весь скит и загудел он по задворкам молодым роем. Молодняк в тайге гудел, обсуждал, на сторону Софрона примыкал. Даже Миней защиту нашел. Не любил его скит. — Не человек, сума- переметная, а он разжег Акиндина и грех в молодых мужи­ ках из-за него больше пошел. Никифор ухом прислушивался, видел— рой зашумел, но никто не приходил, не говорил. Леонтия не было. Прибегала Елена, торопилась, старалась не встречаться и убегала дальше. Все же выследил и поймал в избе. — Ну, Еленушка! Чего там у вас? Увильнулась.