Сибирские огни, 1929, № 2

— Погляди на меня. — Не видала што ль?— упрямилась та. — Ну, пусть видала... Не с’ем ведь тебя. Погляди. Подняла глаза, хотела рассердиться и разбежались складочки, загорелись сол- незным смешком. — А ну тебя, просмешник. Подошел и положил ей руку на плечо. — Спиридон велел тебе поклон сказывать. Дернулась — Не балуй! Еще мягче сказал. — В лесу встретились. Рассказал мне все. Запылали щеки. Рванулась и прыгнула из избы. Ушла. Никифор видел, как бежала к мосткам, торопилась, будто кто догонял ее с бичом и на другом берегу комком ткнулась в траву. ■— Плачет... — В одном персту только и заковыка,— вспомнились слова Спиридона. — Верно, один только перст и больше ничего... И этот перст— колец всему— жизни, любви... Ох, отец! Кабы этот перст да не был бы концом всему твоему скиту. Вышел на двор, распряг тоня и принялся за жерди. У Акиндина много глаз и глядят они из-за речки и с этой стороны. Тайга и та приглядывается, прислушивается, иглой колет Никифорову жизнь. Акиндин знает, куда Никифор ходил, какую лесину рубил, что по хозяйству делал, а проглядел. Знал, что Елена ходит, знал, что разговоров нет, сам 'Проверял, знал и об иконе. Выпытывал у Елены:— икону куда дел? И высмотрела Елена,— в уголке на полке лежит. Приходила, когда знала, что нет брата. И ныло сердце: узнать хотелось и боя­ лась .встречи, боли ворошить страшно. — Забыть надо, одново тятя не позволит.— И любопытство разжигало— чего он Никифору сказывал. Может и будет чего. На пашне у Гуськов прошлым летом встретились и глаза васильковые, нрав весе­ лый задели Елену, взворошили сердце. Домой шла— и в тайге темной васильковый свет чудился, песня веселая, пляс помнились. Украдкой виделись, боялась отца, и тоска раз’едала все больше, ярче, звонче. В ягодниках встретились, договорились. И перст, один только перст разбил все. > Бродит корова, забирает языком сочную траву и недовольно отмахивается от овода. Коня и телега нет, знаяит уехал далеко. Смело входит в избу. Нет Никифора. — В Гуськи, должно, ушел. А версты за три в таежной впадине, за покосами, Никифор лежал на траве с парнями. Не обманул Леонтий, созвал ребят и Никифору в тайге крикнул: — Вечор ужо за каменьями у речки. Знаешь? Мотнул головой— знаю, и продолжал работу. Леонтий подходить не стал, глаза боялся и растаял в чаще. Молодняк крепкий, таежный, как кедр на, чистой елани. Усы— чуть заметная чещуя и пух утиный кругом. Бритва не касалась и не коснется— грех волос брить, старики завещали не трогать. И убрал бы пушистую оправу, лезет она кустами, топор- ■Цится, мешает, яо трогать закон не велит. Раздвинул кусты Никифор, сбросил шапку— — Здорово, ребята! Поднялись головы, потянулись, улыбкой чуть подернулись.