Сибирские огни, 1929, № 2

Он сжал кулак, будто зажимая что-то в руке. — Взял бы так вот за шиворот, иокрутил-покрутил и сдвинул так, чтобы вас вверх ногами стали и при... Крестьянин, проходивший мимо, снял шапку и поклонился ему. — Здорово ночевал. Ефим видел, что крестьянин не узнал его; чуть качнул головой в ответ, но, вспомнив, что ему надо в сельсовет, крикнул: — Товарищ! где сельсовет? — Сборню надо?— крестьянин остановился,— Вон она, в доме отца дьякона.— А ты, ларя, чей будешь? — Иван Тихонович!— воскликнул Ефим.— А я и не узнал тебя, возьми тя лешак. — Я, я,— Иван подошел к «ему и подал потную и большую руку.— Ефимию? — Он раныпе-то был.— Ефим пожал руку Ивана и тряхнул ее.— Бородища-то икая у тебя выросла.— -Пальцами правой руки дотронулся до рыжей бороды, висевшей на продолговатом лице двумя прядями. — Пойдем вместе. Низкие комнаты сборни дохнули кислым запахом новых полушубков и дымом махорки. Иван вошел первый и, сняв шапку, громко об’явил: — Святая душа на костылях. С того света приперся. Ефим прошел на середину комнаты, снял рысью шапку. — Здорово, товарищи! Протянул руку бритому человеку с рассеченной, как у зайца, верхней губой, под­ нявшемуся из-за стола. — Макарушко, ягода садовая! Председателем что ли тут? — Как видишь.— Тих# ответил Макар, пожимая плечами от неприятной развяз­ ности старого друга,— А ты откуда выпал? Тебя живым-то не считали. Поворачиваясь, осматривая мужиков, окруживших его, Ефим остановил глаза на высоком л худощавом старике с бородой, похожей на огромную кисть мочала, обмакну­ тую в известь. — Ты, брат, кажется, не наш?— «спросил, протягивая руку. Ладонь старика, широкая и твердая, коснулась руки Ефима, сжала ее, и он по­ чувствовал в трещинах кожи незнакомого человека грубую пыль земли. — В земле, значит, роешься. А Но ряшке1) не походишь на крестьянина. Я ду­ мал, что ты— попишко. И волосы у тебя длинные, как у попа, возьми тя лешак. Старик не знал, обижаться ему или балагурить с незнакомым человеком, и он предпочел засмеяться мелко и неестественно. Председатель ответил за него: — Земли просит. Приходит, однако, десятый раз. Общество не разрешает. А и просит-то только полторы десятины. Желательно ему возле вашей усадьбы. — Зря не даете, зря.— Ефим неодобрительно покачал головой.— Хочет человек трудиться— мешать нельзя. Ты кто такой, старик? — Садовод я. С малых лет садоводством занимаюсь. Четвертый сад хочу растить. — Откуда приехал?— Ефим подозрительно посмотрел на ворот чесуче,вой ру­ башки.— Говори начистую,-— Грубый голос его походил сейчас на скрип обрезков ржа­ вого железа. — Не вру, добрый человек, никогда не вру. Правду люблю. Никита Евдоксеевич Попов— я. Последний сад был у меня недалеко от города. Яблони года три плодоносили. Когда цвели— весь берег реки, как полотном накрытый. Глаза его, казалось, брызгали жаром. В комнате стало теплее и тише: мужики, бросив семечки и папироски, слушали старика. — С одного дерева собирал я до трех пудов. А пчел сколько бывало во время ивета на яблонях... Один сад был в губернии. Отобрали. Обломали все. ’) Ряшка—лицо.