Сибирские огни, 1929, № 2

— Вот и ну,— заиграли васильки.— Вишь ты встретились где. Гляжу, к скиту ■направляется, ровно бы незнакомый и пало в ум— беспременно Никифор. Да и в об­ личье отцовское есть у тебя. • — В чем дело-то?— сухо одернул его Никифор. — Спиридон я, слышал может. Дуки Мироныча сын. — Ну, знаю такого,— мотнул головой Никифор. — Вот и ладно,— заулыбался Спиридон,— кож так. Вишь, ты дело какое. Сестра у тебя есть Алена... Слюбились мы... Столковались, сватов посылали, отец твой не принял их. Перстов вишь в моленьи много складываем. Подай ему два, а мы три. Вот тут и вся заковыка. — Елена, говоришь? — Ну, ну, с ей самой. Любит меня, а дело не выходит. Жить, поникаешь, без нее не могу, а как пойдешь, коли отец у тебя суровый. Убегом— греха наживешь... Никифор Акиидиныч, войди ты в наше дело, может сладим.' А ведь сестра она тебе. Любит ведь она. Ей бо! Никифор поднялся с камня. — Ничего тебе сказать не могу. Узнаю. С отцом не вижусь, с Еленой поговорю. • Мотнул головой и зашагал к тайге. — Вишь ты,— -кивнул он и встал.— Эх, жиоть. Три перста, а, вишь ты, мужику счастья нет. Три перста. В одном персте только и зажовыка. Никифор тропой шел в гору. Прежней веселости уже не было. Его угнетала та же мысль, что и Спиридона.— Из-за внешности, обрядности люди могли ломать жизнь другим, губить молодость, счастье. За татарским улусом Никифора с боковой тропки нагнал скитский парень. Взглянули друг на друга и шли молча. Никифору не хотелось начинать разго­ вора, знал, что скитские сторонятся его, боятся говорить. Парень шагал ровно, не отставая, не заговаривая. Никифора злила эта трусость, боязнь. Он чувствовал, что парень не отстает, не сворачивает, но идет те<м же шагом. Остановись Никифор, и он налетит на него или остановится и будет стоять на том же расстоянии. Злоба резанула Никифора и, отшагнув в сторону, он повернулся к парню: — А ну, ежели боишься, шагай вперед, обожду. Парень добродушно расцвел улыбкой. — А чего ж, рази зверь ты? Бояться ровно бы и нечего. — Чего молчишь? Вел* вы скитские стороной от меня бегаете. Парень остановился против. — Не к этому речь. Обегают, это правильно. Нам запрещают, тоже верно. А ежели я с тобой речь заведу, да подглядит кто, супротив тебя же пойдут и выживут вместе с хороминой твоей. Старики во все глаза за тобой следят. — Вот, как,— пробурчал Никифор. — Вон и так,— отозвался парень.— Не мне и начинать надо было. Думай. Шли рядом молча. Дорожка виляла, взлезла на хребты, спускалась, путалась в чаще, выбегала на елани, сужалась таж, что одному пройти трудно, а там разбежалась ручейками в обход. — Старики,— говоришь?— повернулся к парню Никифор,— а молодые? — Застращали их,-— уклончиво отозвался парень.— 'Молодые бы и заглянули к Tew, Да сами все под сумленьем. Сам знаешь, осенью пятерых в солдаты возьмут— не жди их старыми— обработают, в роде тебя вернутся. Любопытно молодняку, что это за жисть такая, что людей новыми делают. Видали мы и в Гуськах таких. Парень, как па- ронь> а пожил в городу два года, и нет его— другой человек. Понимаешь, ежли б не старики, да к тебе набралось бы их куча, охота многим про город узнать, про жизнь. — Так. А по улице иду, так в кусты все.