Сибирские огни, 1929, № 1

Мы водворились в обжитые каюты. Северное лето решило нас вознаградить за скомканный маршрут. В Подкаменной дождь прекратился. Береговая трава, вымытая п свежая, зазеленела на солнце. Верстах в двенадцати от Подкаменной показались конусы берестяных чумов. Нам посчастливилось. Неторопливый «Спартак» пошел к берегу. У чумов протянулись длинные поленницы. Владельцы чумов, тонконогие и взлохмаченные, -стояли на берегу. Это были «енисейские остяки», или «енисейцы». Загадочные палеазиаты,— они называют себя «ксто». В переводе «кето» означает человек. Когда тяжелые доски трапа коснулись берега, человеки толпой ринулись на пароход. Желтолицые и скуластые, с конской гривой волос и узкими глазами, человеки в своих зеленых кафтанах, отделанных позументом, и в оленьих унтах очень мне напо­ мнили индейцев из иллюстрированного излагая «Робинзона Крузо». Старик с гноящимися глазами наклонился ко мне, обжитая мое ухо жарким топотом: — Уль-уль есть? Я не понял. Старик, шоркая разорванными унтами, зашагал к буфетчику. Я вышел на берег. Остяцкие ялимни стояли у самого трапа, 1 гривязанные к тя­ желым камням. Это были нловучие дома—большие лодки, крытые берестой. На мачте самой большой илимки ]>азвевался флажок с нарисованным крестом. Чуть повыше флажка распласталась шаманская кованая гагара, готовая к полету. Я открыл дверцы лодочной каюты. Гнилой запах рыбы ударил мне в лицо. Из ближнего чума выскочила необыкновенно грязная женщина. Она закричала что-то гневное. Я захлопнул дверцы, посмотрел на украшавшие их орнаменты и вылез из лодки. Жешцина вошла в чум. Я последовал за ней. Женщина склонилась над очагом. Замусоленная девочка прижалась к ней. — Это твоя дочка?— спросил я женщину. — Ницево!—ответила она. В большом котле, висевшем над очагом, вываривался рыбий жир. Дым очага выходил в круглое отверстие, устроенное в своде чума. В дыму коптилась развешанная на бечевках рыба, рассеченная вдоль и поперек. Провяленная рыба заготовляется, как известно, на зиму. — Хочешь покурить?—спросил я женщину. — Ницево!— ответила она. Я дал ей папироску. Она прикурила от утолька и, взяв ложку, пришлась счерпывать закипевший жир в захватанное- блюдо. Чум ничем не отличался от первобытного шалаша. Деревянный его каркас- был сложен из тонких шестов. Они сходились конусом, этот конус был покрыт искусно сшитыми берестяными полотнами. Внутри чума, вдоль стенок также была постлана береста. На бересте, на жалких пожитках человеков дремали остромордые лайки. У входа стояло ведро с кровью. Запах рыбы, гниющей крови и собак утвердился в чуме. «Кето» принес с парохода шесть бутылок пива. По берегу шли другае «ксто»,— каждый нес подмышкой пять-шесть бутылок. Я подумал, что это слишком много. Бутылка пива стоит на пароходе 60 копеек. Это значит, что при каждой остановке парохода семейство енисейца расходует на вы­ пивку от трех до четырех рублей. Между тем, рыбацкий заработок енисейца, на который существует его семей­ ство, очень не велик. Ихтиолог Березовский определяет в этом плесе Енисея сезонный заработок рыбака, .примерно, в 40-50 рублей за весь сезон. Кроме пива, береговые покупают на пароходах жгучую уль-уль.