Сибирские огни, 1929, № 1

3. Тимофей Иванов смотрел на карту Азии. Мы были друзьями... Почему? В нас было мало общего, если не счи­ тать наших разных, но одинаково невыгодных увлечений. В партийные дни Тимофей вскакивал, отрываясь от «Полевой Геологам», вспомнив, что засе­ дание ячейки давно кончилось. Ему выносили очередной выговор. Десять лет назад Тимофей был монтером в Кытльгме. Теперь он выглядел во всяком слу­ чае «солиднее» меня.---- От простейшей мысли вспыхивает память, мчат­ ся огромные годы, идут войска, скачут кони. Онега, снега. Музыка полозьев и мохнатые ели на звездном зимнем небе. . . Потом голодные города и шестнадцатичасовой рабочий день. . . А люди! Как ни тяжело, а выпрямишь­ ся от бестолковой гордости. Ведь, мы знаем партизанов, которые, завоевав уют колчаковских штабов, вставляли цыгарки в клистирные наконечники (— «Вот, буржуй, какой мундштук имел»...), а потом становились наркомами и полпредами.---- От прежних лет в Тимофее остался все тот же голод не­ обычайного роста. Он служил управделами в Хлебопродукте, и это его тяго­ тило. Стол скрипел под локтями Тимофея. Красный бумажный колпачок на электрической лампочке, купленный за гривенник у китайца, вздрагивал. — Если бы,—сказал Тимофей тихо, «про себя», как принято гово­ рить...— Если бы нам сюда милльярдов пять! Я улыбнулся. Палец Тимофея остался на черной веточке Енисея, у того места в «Щеках», где сдавленная скалами пятиверстная река стремится узким потоком. Здесь мы проектировали «Енисейстрой» на миллион лошадиных сил. — Оказывается,—сказал я,—один практичный янки, побывавший в Си­ бири, мечтает о том же. Тимофей покраснел. Ему нельзя было говорить это мягкое распущенное «мечтать», со всеми производными. Тимофей хорошо работал, и «мечты» для него были только подобием трубки, освежающей мысль. Разозлившись, что его удалось смутить, Тимофей сказал, так же, как бухгалтер об’являет об удержании аванса: — Ну, рассказывай. Я поднял остяцкий лук, чтобы взять майский номер нью-йоркского жур­ нала «Азия». Тимофей долго самозабвенно пробовал упругость дерева, окле­ енного тонкой корой, и стрелял в дверь. Наконечник стрелы был раздвоен, как у ножниц, только два острия не сходились под углом, а закруглились парабо­ лой (приблизительно). Наконечник был отточен внутри. Остяк, продавший мне лук, об’яснял: «Гусю шея попади и башка нет». Тимофей должен был отправиться, как он говорил, на север, чтобы выполнить поручение по геоло­ гической разведке, проектированной проф. Коровиным. Тимофей приходил ко мне за литературой о севере и затем, чтобы еще раз посмотреть мои се­ верные фотографии. — Что ты делал на севере?— сокрушался он.— Меня надо было взять! Он шутил, конечно; но я оправдывался: я стоял, приходилось, за штурва­ лом, когда морская болезнь сваливала кого-нибудь из нашей речной команды, я сидел целыми днями на решетке юта, во время морской с ’емки и кричал в рупор отсчет лага, я ставил вехи на необитаемых островах... Все это я рас­ писывал, как полагается, весьма «геройски» и прибавлял, что стихов я в море не писал, за исключением стихов в стенгазету, к которым капитан Петранди рисовал карикатуры. Комитет, таким образом, повидимому, не потерпел убытка, выдавая мне паек, стоимостью в 20 рублей