Сибирские огни, 1929, № 1
Госта переглянулись. — И пошто ты суров, Акиндин Сафронович? К тебе и в госта не зайди. — Коли в госта, так и оказывай. Об этом и толковать станем. Коли за делом, ютгки заливать нечего. Сумно мне, по че бы из Гуськов женские ко мне заявились. Ни каких делов с имя не имею. Гостья засыпала говорком. — Ох уж ты, Акиндин Сафроныч, и не приди к тебе. Сльпнали мы о тебе много, праведный ты человек. Може, поучиться чему к тебе пришли. — Учиться трехперстным у меня нечему. Свои у вас есть. Сказывай прямо, коли по делу. — Можно угостить гостей-от,— робко взглянула на Акиндина Манефа. — По мне как хоть. Пост, како угощение. Мирского у нас нет, колба да квас. Госта промолчали. Манефа засуетилась. Акиндин поднялся с лавки и вышел на середину избы. — Так дело, сказываешь, есть, не тараторь, а говори впрямь. — Не могу же сразу и выложить тебе, зачем приехала. Может, дело такое, об ходительности требует. — Не трещи,—обрезал Акиндин и, повернувшись к гостю, бросилсказывал хот ты, ради от бабы толку дождешь. Гость сжался. Промямлил: — Я што, я в роде, как бы провожающего, ей споручено все. Загордись угольки я уперлись в гостью. — Гляжу, не дождаться слова от тебя путного. Сватать што-ль? так и сказы вай. — Може и так. — Ежели так и слово тебе обратное есть. Ежели трехперстный, и разговари вать не моги. Угостит вас баба, и вертайтесь с богом. — Трехперстный,— вздохнула гостья. Акиндин надел шубу, шапку, затянул опояску, надвинул до глаз шапку и по- клонился гостям. — Кушайте, чего бог послал, а на сватовстве не взыщите. Поганить девку не дадим. Не для того скит создавали. Угости их, баба. И вышел из избы. Не дождались госта колбеного угощения. Натянули шубы н ушли, пока солнце высоко. Плакала Манефа. Елена сидела в горнице, и слезы мочили рушник. Знала от ко го. Билось сердце, и молчать должна была, супротив отца сил нет. Вернулся Акиндин к ночи. Снял шубу, шапку, крикнул Елену. — Где снюхалась? Ну? Ревела дурниной, клялась, не верил Акиндин,— зря не пойдут. Втиснулась Манефа, сунул ейпод дыхало н, не охнув, осела, только рот разева ла, и слезы текли. Отдышалась, уползла. Дернул за косу Елену раз и два, оставил си няк большой, черный и сел за библию. Читал громко, четко и никто не смел мешать. Пришел Алексей. Разделся. Видел все, но молчал. У молельни на траве собрались старики. Акиндин на бревешке. Молчит, и зорко впиваются глаза, выщупать хотят. — Чего думаешь? Спокоен толстый Сафрон, и за бородой не видать, о чем он думает, чего жаль, какую сторону гнет, кого поддержит. Юлит Миней, и безнадежно дергает бородкой Панфпл.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2