Сибирские огни, 1929, № 1
— Ровно бы и так. Грех и говорить-то о своем, сор из избы тащить. Скит у нас свой, прежний, рушить неладно, а такое деется, што, Леяссей Кар- яыч, нельзя не обсказать. Приговорок выселить пеня хотят. Председатель расплылся улыбкой, и мелкие бороздки попрятались в бороде. Глаз ки сузились, заиграли. Слыхал, слыхал. Гнильцом, говоришь, заделался. В улье погань заводишь. Только екнуло у Федота где-то внутри: и за себя и за скит обидно. Свой он все же, и говорить дальше не захотелось. Бороздки растаяли, и председатель стал спокойным: — Выселить, не выселят, закона такого нет, за уголовщину выселяют, а за это нет. А только скиту вашему хала исходит. Вот што. Порча еще хуже будет, вот помяни мое слово. Федот зале]). - Чего знаешь? Забегали опять б 01 *>эдкн. — Знаем... Никифор-то Акиндинов, молелыцнка-то вашего, сын, в партию, ска лывают, записался... Понимаешь? Да ежели такой к вам завернет, куда тебе еще больше заразу надо! Ну? Председатель заходил весь смехом, а Федот чернел. Всего ждал и в Никифора верил. Думал, придет. Акиндина у]>ежет, скит потрево жит, станков о новом подумать заставят, а коммуниста не надо. К чему это... Веру ру шить будет. Утот такое бесовское наведет, что и самому в тайгу со стариками уходить надо будет. — Слыхал?- н&пирвл на Федота щ>едседатель. Не доводилось,— вздохнул Федот и зачесал бороду.— Ни к чему бы это. Липшее. Председатель захохотал. — Ладно,— затих он,— не выселят, будь спокоен, не дадим. Передаи-ка вот письмо Акиндину. От Никифора, должно. Федот засунул письмо запазуху и поднялся с места. — Прощения просим. — Заглядывай. Расскажешь, как чего у вас. Федот вышел на улицу и, не заходя ни к кому, направился к тайге. Было тяжело. Не думал он скит рушить. Коли с Акинднным разошлись— надо старикам о новом подумать. Жизнь такая, что одной молитвой да поклоном нельзя обходиться стало. Дру гое еще требуется. Скитский он— свой. Ну поспорили, не поладили. Может и образует ся. Старики спустят немного и ладно, а пустить в скит коммуниста— божие нарушить. А разве он, Федот, против божьего? — Да, никогда. И письмо Никифор жгло тело, чувствовалось всем своим четвероугольным кус ком конверта. Сбросил лыжи у крыльца, крикнул только жене: — А ну, подбери. U пошел к Акиндину. Акиндин с Алексеем чинили шлею, женщины занимались своим делом. Федот долго крестился. — Мир дому.— И поклонился Акиндину глубоко, спокойно. — Мир и тебе,— умиротворявипе ответил Акиндин.—Садись.— Алексе* подва лул табуретку.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2