Сибирские огни, 1929, № 1

А там недели через две сели на плоты и оплавились в город всем отрядом. Плоты Фе.дот продал, товадов долучи.т, коня, коробок наладил для поездки домой, го выехать нельзя, и жил Федот в чужом греховном городе. Федот с молитаой—смеются: есть же такие чудаки. А Федот— кряж кед 1 >овый, волосатый, руки,— что чугун,— ребенком стал в новом •есте, жизнь другая, особая. Ребята и те больше его, Федота, знают. Все им скос, извест­ но, а Федоту еще понять надо, подумать. Думал бесовщина—люди смеются, и ребята малые знают, что бесовского ничего нет. Мучает все Федота, гнетет и любопытство разбирает,— занятно. И нет скитских стариков, нет баб, для которых одна наука—тычок нод вздохи. Девки—и те, вольные, живут, как хотят работают, служат и замуж сами выходят, нет того, чтобы по приказу отца. И ровно бы греховности не боле, чем в скитах кержацких. Разломило голову Федоту, встревожило мозга, как плутом черную мягкую землицу — Вот и поди... Вернулся в скит и домой, без малого, не заглянул, а прямо к Акиндину под бла­ гословение- рассказать, как жив остался. Игната в городе потерял; сгинул, как ночка, говорят воевать ушел. Аипцин глянул и креста на него не положил. Загорелись угли зелеными огнями. — Ты што? Ты што, поганец? Борода-то где? Опомнился Федот, отступил, и огнем полыхнуло всего. — Была борода—лопата светлая. Трепали в городе за бороду, смеялись -и |>стрвг трепья вихрастые, обрезал, бросил, а борода лопаткой маленькой ]и>вной. ото­ ченной. — Бороду-то где утерял? Кержак ты, нет? И слушать больше не стал. — Пока бороду не отростишь и на глаза не кажись. Зыркнул глазами, взлохматил огонь бороды и отвернулся класть поклоны. Бороду Федот отросли, а рыхлая, мягкая вспашка мозгов не улеглась. Город се­ мена в нее бросил, и забурлили они всходами. Жизнь кержацкая, а в голове семена городские. Пухнут, толкают в коробку, раз­ ложить хотят. Учуял грех Федотов Акиндин, отчитывал, отмаливал, да не вышло: Фе.дот, да не тот. И вьпнла заваруха. Не дает покою Федоту решение стариков. Все асе он кержак, мирским чужой. Не­ чего ему делать в Гуськах. Чужое там. Не пойдет он к miM жить. И с Акиидиным, знает, не жить вместе. Берлога одна, а медведя два,— тяжело. Баба воет, покориться зовет, напаста сулит. Пробовал бить—легче не стало, и ^корился бы в другой раз, а теперь упрямство взяло: — Зачем покоряться. Греха на мне нет. Правильное дело сделал, пущай 1 >ебята учатся. П жнсть в тягость. Не человек, а ворона белая. Каждый обойти но]>овит подальше, "УТго заразиться может. Ни с кем и дела иметь не смей, говорить не хотят. — Чумный будто. Не выдержал. Надел лыжи, вздохнул и. не оглядываясь, покатился по скату к •Уськай. Председатель встретил ласково. Садись. Али докука какая есть. Акиндин обижает? Слышал я койчего. Слова презселателя плеснули радостью на Федота. Почуял доброе к себе, близость- ‘■«ую-то.

RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2