Сибирские огни, 1929, № 1

— Не к чеху, мой совет не для тебя. Разошлись и ладно. Ты свое робь, а я уж спасать стану, чего от твоей заразы еще убереглось. — Тек,— засмеялся председатель... А все же, Акиндин Сафроныч, сказать я тебе хотел... Избу-читальню у вас ставить хотим... Кержаки—вы народ грамотный, а книг ваших не читаете.. Надо бы познакомиться... Безбожных не дадим, хоть хозяйственных и то на первое ладно. Акиндин остановился. — Брось смеяться... Грамота кержаку для божьего слова дана... Бот што. Книг твоих не надобно нам... брось... тайга большая... Будешь мешать, уйдем!.. Глаза Акиндина загорелись, и голос зазвенел. — Уйдешь, куда же ты уйдешь? — Уйдем, всем миром... В тайгу дале... к монголам... И не найдешь... Все уйдем, ю рдяного... Не тронь лучше... Старики уходили и нам завещали... Прощенья просим... Он поклонился низко председателю, забрал шапку, рукавицы и вышел из совета. За воротами его догнал седой Лука Мироныч. — Постойкось, Акиндин, вот ветрел тебя кстати... Куда торошггься-то, может, лаидешь перекусить с дороги чего бог послал. Акиндин сурово осмотрел Луку и коротко ответил: До дому надоть... В гости некогда ходить. - Дело есть,-^виновато улыбнулся Лука. - Дело, так сказывай,— отрезал Акиндин и замедлил шаг. Девка у тебя есть... — А тебе чего до чужих девок... Свои, поди, есть. Есть, есть, а тут, вишь ты, какое дело... Да та зайди, перекуси... поговорим. Нечего и разговаривать. Сватать хочешь, что ль? Оно бы и так хорошо. А веры какой?— остановился Акиндин. Православные мы, христиане. — Парень верующий? молится? Лука сжался. — Сам знаешь, какой ноне народ,— заговорил он...—Пошатнулась вера вовсе. Да ты. ведь, человек крепкий, справишь. — Нет у меня девок для безбожников ,—повернулся Акиндин и ударил лыжи. Лука стоял и смотрел, как высокий, тощий человек быстро вбегал на снежный уклон, и черная тайга поглотила его. Хлопнул рукавицами и понуро побрел к совету. Суров скит. Молитва, пост—первое дело. Капуста, колба, рыба соленая— вся пища в долгие постные дни, среды и пятницы, а по субботам всенощное бдение с вечера до рассвета в молельне за речкой в густом таежнике. Широким крестом молится Акиндин и низко бьет поклоны. Он сам ведет службу, и зоркий глаз № 0 , строгай следит— кто молится, кто нет, кто радив, а кто ради забавы ходит. От Акиндина не уйдетни один поклон, ни один крест, всех видит, всех примечает. Коптят свечи. Скудно чадят сальные плошки. В молельне тесно, душно. Люди .•стали и, тяжело вздьтая, становятся на колени, и головы никнут к полу. Молитва жар- че-и плоть отдыхает: нога гудят, не держат. Белесые глаза рассвета недоверчиво заглядывают в молельню и скупо разливаются ) ««на, боясь толкнуться дальше в плотную гущу людей. Акиндин чует рассвет: громче, крепче раздается его голос, и широкий крест от­ пускает всех.