Сибирские огни, 1929, № 1

— Чего уставилась?—крикнул на Елену и стукнул кулаком но столу,—не для тебя писало. Федот встал. — Прощайте нокедов, пойду... Надо ребятам писать, чтобы не баловались... мир­ ским не занимались. Акиндпн поднялся, сверкнув глазами, но промолчал... Манефа не смела пошевелиться, удержать гостя. — Прощайте,— ухмыльнулся Федот.—Дочитывайте. Большой сын у вас—утеше- ии<* 1 »одптелям на старости. Натянул шапку и вышел... Акиндин обрушился на детей. — Марш по местам, нечево в рот заглядывать, не яро вас писало. Елена и Алексей молча вылезли из-за стола. Акилдин дождался, когда оба оде­ лись и ушли на улицу, еел и продолжал читать. — «Вот о чем я и хочу уведомить вас. Приеду я к посеву и прошу вашего родительского разрешения пахать мне землю самому и засевать ло правилам, ка­ кие требует наука. Упреждаю, что наука обещает урожай удвоить, а то и утроить, в виду того, как справимся мы с ей. Всю науку я проверял самолично в коммуне, что яозле нашего лагеря прошлое лето была. Должен сказать... Отаруха охнула и закрестилась. — «досталась она коммунарам тяжело, но своего они добились... Привезу с собою научных книг, а вас прошу иршотовить мне...». Акиндин оттолкнулся весь от письма, как от нехристи. — Убери, старуха, в печь, сожги... сожги сейчас... Весь день Акиндин бродил по избе, по двору, гремел на всех, ругался, и не было ему покою. Ночью не спал. Слез с печки, бухнул на колени и молился. — Пошто, господи, допущаешь рушить... обереги, господи... Охрани верных тебе, много ль осталось их... не наше рушишь, к себе веру убивать допускаешь... Зажег лампу, достал бумагу и сел писать письмо сыну. «Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. Сын Никифор, Сын ты мне, али нет... Для чего я тебя отпущал во солдаты. Веру ру ­ шить?.. Божье поносить?... Прокляну. В письмо не верю, не твое оно, антихристово. Печать пять концов, писание не твое, твердое. Отпиши ты мне, как есть с божьим словом, со Христом... Чтобы вера в твое письмо была»... Свет тихо влез в окно, заглянул в писание Акиндина и пополз но избе. Акиндин писал. II когда можно было гасить лампу, он кончил, перекрестился сам, перекрестил письмо и вложпл его в конверт. — Старуха, давай есть, пойду в Гуськи, сам письмо отправлю. Натянул шапку-палаху, рукавицы собачьи, встал на лыжи, вышел на улицу, уда­ й ся крепко и пошел увалом к тайге. Тихо сгрудились лохмачи, опушились снегом и сыпали звонкое стекло на под, на Акиндина. Легко скользил по подернутому морозом снегу. Морозный день, белый снег, стеклянный звон успокаивали Акиндина. и сердце от­ мякло, успокаивалось. Мысли шли спокойнее, тише. Но чувствует Акиндин пропасть страшную, в которую упадешь, нет возврата. пиклф|.р попал в такую пропасть, пропал. Пропал Никифор. Но, ведь, есть Елена, Алек- '*«: их надо уберечь, спасти от мирской заразы, от дьявольского соблазну.