Сибирские огни, 1929, № 1
— Ладно,— кивнул головой Федот и тронул лошадей. У избы Сарасана стояло несколько лошадей в седлах, вьюках. — Трогай. Ехали медленно... Тайга захватила путников, и веревочкой растянулись они но тропке... — Не отставай,— кричал Сарасан... Федот ехал сзади, перекидываясь редкими случайными словами. —• Сарасан! — Чего тебе? — Ты татарин? — Та/гарин. — А зачем ребят учишь? Ребят? Надо... — Зачем надо? Сараеал неловко зажолк, словно не мог найти слова для ответа. — Надо... Неученой ппппсо плохо... Слепой татарин, его обижай руоскии шинко... Русский грамотна... Татарин будет грамотный, его обижать нельзя. Грамот ныйта® 1 рин понимает, его нельзя обидеть... темный можно... — Хитрый, собака,— уемехнулся Федот. — Слушай, Сарасан... а вера твоя позволяет грамоте учиться? — Вера—бог? У бога другое дело есть, зачем ему грамоте мешать. И перед Федотом вдруг вырос Акиндин. Большой, крепкий в боге, в своей вере. Всю жизнь богом жил, книги читал, других учил... И рядом Сарасан—маленький кри вой, бороденка три волоска, глазки уплыли куда-то во впадины, и только щелки ласко во турятся на свет. Грамоте никогда не знал, не читал... Взбесился буран. Вихрем скатывался по ершу тайги в низины, стягивал их в плешь— деревню, бился о стенки, вздыбивал крыши, пригоны, загонял кругами ви храстую пуховину, вспрыгивая наверх, бежал к горам, просыпался в хвою, в чашу, звенел низом, путался в колючих лапах, лез кверху и снова катился книзу. Замело избы, засыпало пригоны и дорога, завалило... с трубами. И деревни нет. Похоронилась, ушла в снежную топь. — Метет,— 'вздыхала старая Манефа, силясь разглядеть что-либо в заплеван ное белыми кусками окно.— Занесет, и не вылезешь завтра. Охо-хо-хо— крестясь на окно, шле-пала она к печи.— Ложиться пора... Кончал бы, старик... Акиндин большой, шерстистый сидел в переднем углу за столом с книгой. Чи тал громко, внятно, величественно. Свет лампы падал на голову Акиидтена, и она светилась блеском, сиянием, про свечивала через волосья на лоб, и* он казался медным, краснеющим, и за гранью се деющей шерсти ушли, запрятались угольки глаз. Медленно переводят они строчку за строчкой. Накрестнлась старуха, падала на колени, била головой о подброшенную поду шечку, чесалась и кряхтя залезла на печь. Акиндин читал все. так же медленно, спокойно, четко. — Аминь!..— сказал он, перебросил ленту через книгу, захлопнул ее и. пере крестясь, поцеловал. — Аминь. Поднялась голова, и сухой нос блеснул желтизной, борода прожглась огненными струйками, отлилась медью, позолотой с серебром. — Аминь... Кончил Акиндин. — Старой...
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2