Сибирские огни, 1929, № 1

— Мир’весь тут,—тихо заметил Акиндин.— Оно бы миром и решить можно. — Миром,—вздохнул кто-то, и вздох повторился во многих местах. — Миром. Мир расстраиваешь,— твердил Акиндин.—Крепость веры рушишь, гнильца вводишь. В жироких-то деревнях от бога отступились, сатану тешат. К погибели идем... — Да чего вам надо-то,— вскипел Федот и бросил мешок на иол. — Украл я у вас чего, изобидел? Не с этому дело.—Не вези ребят. Не рушь жизнь. Через ребят придет оно ми|»кое, поганое. ' Федот остановился, и десятки глаз впились в него, ждали. — Через ребят, говоришь... А вот ты, Акиндин Сафроныч, всю жизнь свою в тайге спасаешься, ушел от мирского? Спрятался? В тайгу, говоришь, ушел, а тайга 11 *шустала. Рази стариковское в жизни сейчас? Подчинился ты новому? Ой, нет? Ушел от большевистских законов? Ушел?.. Сьгн-от у тебя где? В солдаты ушел. К кому? К большевикам, безбожникам... Ждешь его? Примешь? Чего оя тебе дедовское принесет? А ну?.. — Прокляну,— загремел Акиндин, поднимаясь с завалинки.— Ежели ж мой сын бесовское принесет, не сын мне больше, яе приму. Не каркай, не зови поганое... (Нчяутшк ты... — Веры еще не нарушил,—резал Федот...— Где отступился я, ну? скажи... Кжелн же ты ослеп в тайге-, жизни не видишь, не причинен я. Сам не отдашь ребят, отнимут еще... Стариков и тех учить зачнут, слышал щмказ. Жизнь не удержишь, она тайгу щюсюочила, а теперь цепляться поздно. Акиндин встал, махнул рукой п пошел к воротам. Большой, лохматый, он сжал­ ся. иридавился и, стукая палкой, шел, не оглядываясь, к деревне. Статики поднялись и тронулись за ним. На завалинке остались бабы да молодежь. — Готовы, што-ль?— крикнул Федот. Мадена заплакала. — Не вой! Не на смерть... Ну, ребята, давай, садись. Ребят мало волновал от’езд, их больше занимал разговор отца с Акилдияым. Они попрыгали с крыльца, отвязывая своих лошадей. Мать впилась в обоих, толкаясь головой от слез. — Буде, мамка.—заметил один,—чего разливаешься, словно по покойнику. К рождеству приедем... С косогора спрыгнула деревушка. Шлепнулась серыми избенками в каменистые норы, прикрылась сосняком, присосалась к речке и серым пятнышком цветет на чер­ нойкайме тайги. — Улус,— кричит Федот,—об’езжай крутом, здесь спуску нет. Распрыгнулась тайга, выбросила всадникон. отпустила, и по каменному щебню ■.нцакали подковы. — Подтянись,—кричит Федот,—тесней, тесней.— И гуси слетелись стадом. ‘ ''оята подогнали вьючных лошадей, сгрудились с отцом. Федот заворачивал в деревню. — Эй,— крикнул Федот, под’езжая к избе.—Туругаш! Жив?! — Ходи, ходи,—выглянул тщедушный татарин и весело замахал рукой. — Ой, ой! Корош, очень корош. Заходи. Вместе, значит. — Заходить не буду, сам знаешь,—кричал Федот.— Коль едешь,—едем. Гуругащ вышел на улицу и добродушно протянул руку Федоту. — Здоров бываешь... Очень корош. Едем, едем, много едем. Ребят сбирай. Са- 1 иеь... к Сараеану иди, ждут там.