Сибирские огни, 1929, № 1

Охнула Марша, присела в кути на лавку, но слова не сказала. Вытерла платком елевинку и застукала ухватами. А иочыо плакала, ути]>аясь уголком платка. Плакала тих», нутром, боясь разбу­ дить мужа и ребят. Плакала—ребят жалко, плакала— накликает беду Федот от стари­ ков на весь дом. Куда увезет ребят—и эна/гья у Марины нет. Слышала, от Гуськов верст три­ дцать будет таежной тропой. Село там большое, школа есть, и свозят в нее ребят со всего района. Живут там до рождества, и опять до теплых дней, Когда снег сойдет. Марина жизнь свою провела в таежной чашке, дальше Гуськов и не бывала, и большое село для нее— звук пустой, слово непонятное. — И как я вас, детоныси, на чужие руки спокину. Ойееченько... Царица небес­ ная, не оставь без милости! И билась головой в подушку, не смея всхлипнуть вслух, слова сказать. Ночь шла долгая, сумная. Думы тяжелые бабьи одолевали, и не было сна. А там полез в окна рассвет, заглянул под стол, под лавки, тыкался в каждую щель и все светлел, ширился, загорался огоньками белыми на половицах, и утро за­ смеялось охапками света. Утерлась платком, поднялась, лицо водой обмыла, чтоб не приметно было, и принялась за печное, нудное, иссушившее жизнь хозяйство. Чуть свет проснулся в воскресенье Федот, долго крестился, не глядя на бабу, делал поклоны, падал на землю, лбом пол доставал, а когда кончил, разбудил ребят. — А ну, вставай! Отправляться ране надо. Марина закуску справила. Расселись молча за стол и ели сосредоточенно, дело­ вито чавкая. Не успел Федот и коней оседлать, мешки с мукой, хлебом, мясом соленым к седлам приладить, к избе народ сбираться стал. Скит проверить пришел— .пойдет Фе­ дот супротив стариков или нет. Притянулись и старики. В избу, в оград даже не входят, а на лавочке, на за­ валинке расселись молчаливым вороньем, будто покойника в доме ждут. Федот загорелся злобой. «На диковинку, ровно бы глядеть собрались». Но молчал, прилаживая мешки к седлам. Бабы пролезли в ограду, избу. Терлись возле Марины, вздыхали, посочувство­ вать надо: кто решет, кто причитает, Марин)' урезонивает, предсказывает несчастье. Убивается Марина, я ребята реветь готовы. — Раскаркались,— зашумел на баю Федот.— А, ну, брось, не на покойника пришли, так и слезы нечего разводить. Реветь кому охота—выйди на улку, испей во- дачки. Зашвыркалп носы, ноутерлись подолами слезы, и смолкло все. Пришел Акиндин. Поклонился неясно старикам я прошел в ограду, сел на кры­ лечко. Потянулось и воронье старое. Расселись по двору. Молчат, наблюдают... Вышел Федот, молча поклонился а занялся своим. Он чувствовал горящие глаза Акиндина, которые хотели 1 грожечь его, донять. Федот чувствовал ненависть Акпндина и не мог возразить на нее. Будь вдвоем, один на один, он бы еще вышел против Акиндина. как, бывало, с рогатиной на медведя. Там равняешься, кто сильней, того и счастье. А тут— эта молчаливая толпа, и чего им надо... Ровно на зверя смотреть пришли. — Идолы,— обругался Федот и-привязал коня к пряслу. — Может, отдумаешь еще,— стукнул палкой по земле Акиндин, и глаза впи­ лись в Федота. — Думать нечего,— ответил, не глядя на Акиндина. Федот.— Решено и конче­ но. Не сговоримся...