Сибирские огни, 1929, № 1

лежащее в основании поэтического явле­ ния». Сделать это не так легко. Это бы­ тие не нужно путать с «житием», т.-е. с биографией писателя: так, ответ на во­ прос, какое бытие обусловило создание «Войны и мира» и в каком бытии лежит причина ее рождения, не может быть отыскан в биографии графа Льва Тол­ стого, так как сама эта биография пред­ определена бытием в истинном смысле слова, т.-е. «тем социально-экономиче­ ским процессом, который детерминирует и житие людей, и их сознание, и поэти­ ческое творчество». В построении понятия «бытия», как предмета для литературоведческого ис­ следования, Переверзев исходит из мыс­ ли Маркса: «Главный недостаток мате­ риализма до Фейербаховского включи­ тельно состоял в том, что он рассматри­ вал действительность, предметный, вос­ принимаемый внешними чувствами мир, лишь в форме об ’екта или в форме с о ­ зерцания, а не в форме конкретной чело­ веческой деятельности, не в форме прак­ тики, не суб’ективно». Ошибку этого до- марксовского материализма повторяют и многие литературоведы и критики, рас­ суждающие приблизительно так: «Лите­ ратура есть изображение жизни; читая произведение, вы видите, что в нем изо­ бражено, о чем в нем говорится, это и есть искомое бытие. Изучить его, и цель достигнута—марксистский анализ закон­ чен». Так, чтобы изучить «Евгения Оне­ гина», достаточно изучить светское об ­ щество той поры... Однако, уже на при­ мере «Капитанской дочки» основатель­ ность этого положения поколеблется. Что здесь изучать, чтобы доискаться «бытия»? Пугачевщину? Но, очевидно, что ключ к пониманию и происхожде­ нию этой повести лежит не в самом пу- гачовском движении, а в пушкинском отношении к нему, которое, в свою оче­ редь, обусловлено отношением пушкин­ ского «бытия» (биографии) к бытию— «социально-экономическому процессу», детерминирующему и житие людей, и их сознание, и творчество». Какое бытие следует искать и изучать марксисту-ис- следователю в «Бахчисарайском фонта­ не»? Ясно, что не татарскую действитель­ ность эпохи Гиреев. Если бы, наконец, изучению подвергнута была поэма «Ру­ слан и Людмила» с ее сказочностью, то попытка наивно-реалистически найти бытие в самом сюжете поэмы потерпела бы полное крушение. Не помогла бы тут и попытка опереться на биографию ав­ тора. Все эти ошибки в поиске «бытия», как основы, на которой создано произ­ ведение, происходят только оттого, что забывают ту Марксову мысль, которая выше приведена и которую, в применении к литературоведческому марксистскому методу, Переверзев формулирует так: «Бытие, организующее' художественное произведение,—это активное бытие, явля­ ющееся в отношении поэтического созда­ ния и об’ектом и суб’ектом. Бытие потому и организует художественное произведе­ ние, что является не только изображае­ мым об’ектом, но и изображающим суб’­ ектом. Только рассматривая бытие, как диалектическое единство об ’екта и суб’ек- та, можно говорить, что оно определяет художественное творчество». С этой основной, строго-марксистской точки зрения и написаны как другие те­ оретические статьи сборника («Проблема литературной науки» И. Беспалова и «К методике историко-литературного ис­ следования» Г. Поспелова), так и статьи, рассматривающие конкретный художе­ ственный материал. Для конкретного приложения исследовательского метода, сформулированного В. Ф. Переверзевым, выбраны, различные по стилю и эпохе, ьроизведения русской литературы. Взя­ ты: романтическая поэма («Демон» Лер­ монтова—статья У. Фохта), роман 40- 50 г. г. («Дворянское гнездо» Тургене- ьа—работа Г. Поспелова, «Обыкновенная история» Гончарова—работа В. Ф. Пере- верзева), произведения разночинской ли­ тературы 60-х г. г. (статья В. Савсуна о Помяловском) и, наконец, ранние расска­ зы Горького (статья И. Беспалова). На этом богатом материале было удобнее приложить те методические приемы, ,ко­ торые марксистски-обоснованы в теоре­ тических статьях. Результаты пересмот­ ра обычных оценок указанных произве­ дений, явившиеся следствием приложения точно сформулированного марксистско- литературоведческого метода, очень яр ­ ки. Ограничусь примером «Демона». «Протестующий характер этой поэмы принимался всеми критиками и исследо­ вателями. «Я—враг небес», «Я—царь поз- нанья и свободы»— этим заявлениям Де­ мона верили все, кто о нем писал, и виде­ ли как в этих 'заявлениях, так и в самом образе «изгнанника» Демона выражение протестующего настроения и личности самого Лермонтова. Еще недавно критик-марксист Г. Леле- вич писал: «Лермонтов особенно близок передовому классу нашей эпохи своим настойчивым стремлением сделать свои произволения могучим орудием пере­ устройства общества». «Протест» в твор­ честве и личности Лермонтова несомне­ нен. Но вопрос о бытии, т.-е. основе и источнике этого протеста,—критиками обходился молчанием. «А в этом-то все дело,—говорит автор нового исследова­ ния о «Демоне», написанного с широким применением выше охарактеризованного метода,—этот протест был чисто peak-