Сибирские огни, 1929, № 1
был* прошиты гнилыми нитками. А вот сейчас армия словно рубаха маляра после работы, да к тому же с дырами. Но зато, надо полагать, нитки креп кие... И странно и чудно: приехали на фронт, а в душе— ни ветерка, будто к теще на именины попал. Никакой цикории... Цикория— на нашем жаргоне— означала паническую трусость, после которой приходится менять 6 ел*е. Куница был прав. Многие из нас уже бы вали на фронте, и прежде, подбираясь к той меже, на которой жизнь и смерть одинаково слепы и случайны, всегда ощущали изводящее пошаливание нер вов, неприятную дрожь. «Фронт»— слово неизвестное, точно толъко-что при думанное. Но на этот раз оно, как и другое— ‘революция,— было для нас та ким же, как все остальные в нашем словаре, как, например, хлеб, табак... Пофилософствовав еще некоторое время и рассказав трагикомическую историю о том, как на германской войне одному ратнику, только-что залез шему в окопы, безболезненно отбрило бороду осколком снаряда,— Куница по желал всем спокойной ночи. Однако, нам не суждено было уснуть. В рубку буквально влетел, точно брошенный кем-то камень, красноармеец нашей ро ты Оська Петров и шумным и неожиданным сообщением поднял всех на ноги: — Братва!—кричал он еще в дверях:— вста-а-ва-ай!.. Из штаба прие хал!! Член реноовета!.. И задыхаясь, судорожно двигаясь всем телом, напрягаясь, подпирая сло во словом, торопливо продолжал: — У смоленцев не было часового... прошел на пароход... все высмотрел, а сейчас пушит командира. Жара!.. Расстре-ля-ять!— говорит... Фронт здесь!., а вы, как дома!., на полатях! Спавшие и дремавшие поднимались, протирал! глаза, не вдруг поняли, в чем же, собственно, дело? Оська повторил свой рассказ не менее трех раз. А потом занялась, как пожар, суета. Все поспешно одевались, прибирали раз бросанные вещи, подсумки, патронташи, хватались за винтовки... По кори дору бегали командиры, красноармейцы. Смолкли балалайки, гармонь, песня. Через пять минут— не больше— в рубку вошел наш командир роты. — Всем одеться,—сказал он тихим дребезжавшим голосом.— Подсум ки, патроны и оружие держать наготове. Все, кто здесь: первый взвод пятой роты. Дежурный взвод. Дежурный! На случай вызова. Запомните. Оглянулся и еще тише добавил: — Член реввоенсовета армии приехал. По пароходам ходит. Порядок проверяет. Не подкачать, если заглянет. Я в соседней каюте буду... Тужи- ков—дневальным, у дверей будь... Приберитесь малость, чтоб не особенно того было... Никому не отлучаться ни на шаг... Пароходный хаос угомонился. Он клубился спокойно, как дым от ко стра в безветренную погоду, рокотал умиротворенно. Мы составили около стены винтовки, одели гимнастерки, подпоясались. У дверей примостился на стуле Пашка, на ремне у него болтался штьк. Пашка был озабоченно-вели- чественен, сиял сурово и холодно. Петр Куница лукавил глазами. Я чувствовал, что неожиданные события уже подытожены им, он внутренне радовался своим выводам, я знал, что он скоро поделится ими, и не ошибся. — Вот мы какие!—нето с сожалением, нето с гордостью проговорил наконец, Куница.— Пыжились, пыжились, оказалось— нарочно! Выдумываем самих себя! Не подхода, мол, к нам, душа у нас винтом, всюду нам по колен море, поэтому дорог не признаем, прем напропалую... А на самом деле, как на поверку встали,— люди, как люди. И все в порядке... Ха-ра-шо!.. — Ты про что?—спросил я, прикинувшись, что не совсем понимаю его.
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2