Сибирские огни, 1929, № 1

ность. Благодаря неумелой точке зрения, неудачно выбранной фотографом, жизнь превращается в натюр-морт. Наши фотографы, к сожалению, плохо ловят точку зрения, а нежизненные фотографии чрезвычайно плохи. Нужно уметь, товарищи, выбирать точку зрения. Это великое искусство с ’емщика. Посмотрите иностранные журналы и вы увидите, сколько жизни в том или другом снимке. На западе фоторепортер насыщает свой снимок жизнью, он умеет заставить мертвые вещи ожить и смотреть величаво и строго, а вы своими фотографиями убиваете жизнь. И поэтому они бедны. Над фоторепортажем нужно задуматься кому следует. Избавиться от привычки давать снимки географического характера, а ло­ вить острым фотоглазом жизнь врасплох. Поучитесь, фотографы, у кинематографистов—киноков Вертова, Кауф­ ман и др. Умение внушать мертвой вещи жизнь—велико (Пудовкин «Мать», «Конец Санкт-Петербурга» и др.). Не мешало бы давать фото среди текста. Это оживит журнал. Особое внимание редакции следует обратить на отделы «Современность» и «Критики». Эти отделы недостаточно широки. В первый отдел желательно привлечение сил группы «Настоящее». В данном случае литераторы эти должны помочь журйалу, а не демонстративно отмахивать- . ся и кричать громкие фразы о беспринципности «Сибогней». Отдел «Критики» ни в коем случае не удовлетворителен и нуждается в рас­ ширении. Аналогичное раздвижение рамок необходимо и библиографическому отде­ лу. Улучшите отдел хроники. Советуем редакции уделить место кино, театрам. Владимир Мищихин. КАК ПОНИМАЮТ РАБОЧИЕ НОВЫЕ СТИХИ Сперва читали стихи под ряд, потом разбирали каждое четверостишие. «Раздумье стихотворца». Л. Мартынов («Сиб. Огни», № 6). «Я, Евгения, понял тебя, наконец! В душной комнате ссорятся пленники. Их хотел умертвить твой высокий отец, Гениальный профессор евгеники». ГЕРМАН (красильщик).—Это должно означать, что профессор—отец Евге­ нии—хочет каких-нибудь пленников: то ли людей, то ли насекомых или животных зарезать. Евгения их пожалела, а автор ее, наконец, понял. А сколько времени надо нам, грешным, чтобы тоже понять Евгению? «Всюду кляксы, бумажные комья и клей И окурки на подоконниках... Для тебя—ты прекраснее всех и светлей Много ль толку в таких поклонниках!». ТАРСКАЯ (наборщица).—Всюду окурки отец набросал для любимой дочери, и тогда она среди окурков стала еще интереснее и красивее и стала любимицей поклонников—окурков. Так, стало быть? «И когда одного разобьет паралич, Новым свита твоя увеличится. Ты устало прикажешь:—Воспой, возвеличь, Я—наставница ваша, владычица». РОЗИН (линотипист)—Удивительный приказ—«усталый». Кому приказы­ вать—окуркам или пленниками-поклонникам? «Стихотворцы кричат. И в припадке тоски Обнажают ножи перочинные. Оправданье и повод для каждой строки Только ревность—еще беспричинная». ВОДОПЬЯНОВА (жена конторщика).—Вот это понятно! Но—старо. По­ тому, что еще Пушкин писал «О тоске и ревности беспричинной»...