Сибирские огни, 1929, № 1

таки, видно из его «знаменитого» фельетона «Кирпичем но скворечне». И третья ошибка— вульгарная трактовка социального заказа, сводящая роль художественной ли­ тературы к роли газетного фельетона. У пролетариата, конечно, должен бьггь свой стиль во всем: в архитектуре, в музыка, в живописи, в литературе. Пока еще этот новый стиль те найден. Несомненно, например, что роман пойдет по пути новых форм, но, во всяком случае, история не пойдет но пути отмены художественной литературы. Вопрос о вымысле. Может ли писать выдумывать или он должен ориентироваться исключительно на факты? Мы, вагшовцы, ]гротив «вымысла для вымысла». 15наш век писателю незачем выдумывать, нужно только успевать записывать действительность. Поэтому мы за худо­ жественный реализм в литературе, за показ действительности через классовый пролетар­ скийоб’евтив. (Анов). — Тов. Курс много говорил о Толстом. А между тем, сам т. Курс уже описан Толстым, под видом генерала Пфуля,— генерала, который был настолько предал своим военным доктринам, что радовался даже поражению, если это поражение подтверждало его доктрины. У Курса тоже сплошные поражения, а он радуется. Защищая свою, явно высосанную из пальца, теорийку, Курс вынужден прибегнуть не к методам диалектиче­ ского материализма, а к методам схоластической софистики. Напрасно Курс отказывается от Лефа,—ибо лефовцев Третьякова и Шкловского можно смело назвать папой и мамой Курса. Так, первоисточником теории отрицания познавательной функции литературы является, как известно, Шкловский. Учительные функции литературы, заключающиеся п организации общественной психологии, отрицаются Третьяковы*. Тов. Курс о литературе факта говорил очень туманно, он говорил, что не нужно выдумки. В самом деле, если т. Курс за голые факты, за мемуары, очерки, дневники, то невольно встает вопрос: что же такое— дневник? Это, как будто, документ, написанный по подлинным материалам. Но дневник дневнику рознь. Мы знаем дневник германского кронпринца, который имеет целыо реабилитировать поведение принца во время войны. Есть еще белогвардейский дневник Шульгина и т. д. Нужно протестовать против выдумки в том случае, если она является не способом монтажа известных фактов и наблюдений, а самодовлеющей вещью, способом заполнения известного количества печатных листов. Метод точного наблюдения и тщательного изу­ чения материала необходим, но, необходимо и умение подать материал в безукоризнен­ нойформе (Мих. Никитин). — Анов здесь оказал, что литература должна быть служанкой класса. Но как слу­ жит пролетариату сам писатель Анов? Недавно он зачитывал на собрании ванповцев свое новое произведение. Там описывается киргиз, которого советская власть послала на выставку в Париж. И вот описывается, как киргиз поет, а симпатичный белогвардеец в этот момент переживает какие.-то особенные чувства, этот белогвардеец выводится таким милым, что читатель готов его простить. Когда собрание указало Алову, что так нельзя строить пролетарское произведение, Анов ответил: «Я описываю факты». Я думаю, что такая «литература факта» нам не нужна. Но почему, в данном случае, факты служат контрреволюции? Потому, что Анов, зараженный принципами художественной литера­ туры, обобщает этот факт, доводя его до излишней высоты, придавая ему общее принци­ пиальное значение. Таким образом, Анов искажает действительность. Тов. Анов принял на себя монополию говорить от имени ВАПП'а. Я тоже вапповец, но я с ним не согласен: у нас есть разные установки и разные течения. Напомню следующее: в мае этого года ЦК комсомола через «Комсомольскую Правду» сделал заказ пролетарским писателям дать произведения об индустриализации страны, о коллективизации сельского хозяйства. Прошло много времени,— заказ не выполнен. Мало того: литература вообще не только не поставила ни одной серьезной проблемы, но и прошла мимо многих и многих проблем, над разрешением которых работает советская общественность. (Панкрушин). — Наиболее последовательно вопрос о «литературе факта» ставят «лефы». В. Шкловский пишет: «У нас сейчас есть две точки воззрения— одна крайняя, третая-