Сибирские огни, 1929, № 1

толем губисполкома и т. д., вплотную соприкасаясь с трудовым массами, зачастую ра­ ботая в самой гуще их,— и в этой близости писателя ж революционному делу и ко всем живым силам Октябрьской революции лежит секрет той подкупающей простоты и ис­ кренности, какой полно ого творчество. Писдаелю^борцу, писателю-активисту незачем, выдумывать ни типов, ни коллизий, ни убеждающих деталей— все это в необычайном изобилии проходилов’явь перед его глазами, стучалось в его сердце и навсегда зафикси­ ровалось в памяти. Отсюда, от изобилия реальных (фактов, которые своею яркостью под­ час затмевают самую талантливую выдумку, и та неприязнь его к «сочинительству», к «беллетристике» (в специфически дурном смысле этого слова), к театральности и бу­ тафории, к пустозвонной риторике, какими нередко грешит и советская литература. Тематика Бахметьева исходит-из социальной природы его творчества, а эта при­ рода— революция. Три тома-, написанные им, охватывают, примерно, последнюю чет­ верть века, годы напряженной борьбы с самодержавием, империалистической войны, Фовральской и Октябрьской революции, гражданской войны. Каждый из этих этапов в тойили иной степени отражен в произведениях нашего автора, как отражены и самые предпосылки революции. Начнем с этих последних. Девятисотые годы. Малоземелье «куртцких» и «тамбовских» крестьян и пересе­ ление в Сибирь в поисках новых земельных наделов... Крестьянская масса еще не на­ столько политически созрела, чтобы организованно свалить помещиков. Аграрные вол­ нения 1905 года обошлись деревне слишком дорого. Деревня запугана столыпинским террором. В рассказе «Сухой потоп» бедняк-переселенец Паикрат спрашивает старика Артамона, у которого сын в политической ссылке: — «Зачем же урозь живешь с сыном-от? — Врозь-то?—встрепенулся старик.— А неволя нудит паря! Выслали его, сына-то... Понимаешь? В Туруханске он. — С кем грех да беда не случается!—сказал Панкрат понимающе.—Один бог без греха... Артамон Кузьмич вскинул голову; — Эх, и дурак же ты, Панкрат, погляжу на тебя! Неграмотный вовсе! — Грамоту мы знаем... — Знаешь ты много... При чем тут грех? Какой грех? Панкрат молчал. — У попа он, грех-то, а нам только так...— продолжал старик.—Ежели лю­ ди слепы, ужели нм не открывать? Ты вот без земли маешься, а скажи про это громко— сичас тебя, дружка милого, за манжеты да на рогульку! —■А чего тут говорить!—подал голос Панкрат.—От слова нашего земли не прибавится... — И опять—дурак! Кабы вы, российские, настоящее слово знали, не лезли бы к нам в Сибирь за добром... Свово у вас пропасть—только копни! — Копали в пятом году—не вышло!—понял Панкрат.—Одно беспокойство... И вздохнул: — Нет уж, чего там... Видно, кому что положено: один богат, другой без штанов вовсе... И слова тут ни к чему!». Сибиряки-старожилы держатся за землю крепко и не только не упускают своего, но и «заграбастывают» чужое. В рассказе «На земле» читаем: «Горько стало алтайцам: затеснили их мужики, с самых жирных пастбищ прогнали, к матери-Катуни на локоть не подпускали».— А когда алтайцы «ощетинились», кулак Павел Бирюков реагировал на это весьма определенно: — «Господи Исусе!— перекрестился, крякнул и со всей силы ударил старика- алтайца». Еще круче Бирюков расправился с переселенческим ходоком Еппфаном. Умилен­ ныйсибирскими просторами, красотой и богатством алтайских долин, Епифан не скрывал цели своего ходачества, а оно очень не нравилось кулакам, чуявшим в голодных пересе­ ленцах враждебную силу, угрозу необузданной собственнической жадности. «Не Елифаи