Сибирские огни, 1928, № 6

ему вздумается. Ржавый замов на церковных дверях свидетельствует о безбожии, про­ никшем на север. В узких и извилистых уличках города стоит тина. Самые жаркие дни не могут осилить грязи. Человек идет, а почва под ним качается, убаюкивает. От этого вид у людей сонный. Летом еще плывут пароходы, карбаза, появляются новые люди. Зимой город превращается в засыпанный снегом погост, и кино-механик всю зиму крутит четыре одинаковых ленты. Учреждения здесь тихенькие, прилизанные, отсутствует всякая суета и кажется, что работают люди по инерции, не ощущая об’екта своего управления. Когда я охал обратно, то прогулялся ночью по Олекминску. Во всем городе я ви­ дел в 10 часов вечера одно освещенное здание почтово-телеграфной конторы. Все остальное было закрыто наглухо ставнями и не было щелочки, сквозь которую был бы виден свет. Уже в августе город залез в берлогу и залег на зимнюю спячку. С первым снегом Олекминск берет в руки колоду карт и начинается преферанс- ный сезон. Всю зийу люди будут крутить нескончаемую «пульку», писать «висты» и «полки» и играть в «бескозыря». Весной вскроется шумно Лена и первый пароход бу­ дет встречен всем населением города. И вот, если так, поверхностно, посмотреть на Олекминск, можно подумать, будто город страдает сонной болезнью и ходит с полуоткрытыми глазами, а зыбкая почва устроена для того, чтобы люди не проснулись. Но ведь здесь окружной центр огромного округа, идущего в авангарде Якутской республики. Здесь лучше всего выращиваются хлеба, здесь лучший скот, и Олекыинский округ единственный в Якутии, где сельское хозяйство товарно. Здесь есть техники, инженеры, учителя, врачи, администраторы. Они совершают человеческий подвиг в этом городе, на котором и летом кажется наки­ нутым саван безжизненности. На город с одной стороны напирает гора, Если посмотреть на реку с берега, где- то вдали маячит противоположная сторона и нет горизонта. Только здесь человеческое сознание может понять, что мир не имеет ни начала, ни конца. В дни ярмарки Олекминск представлял живописное зрелище. Со всего округа собирались якуты на великий торг. За 500-600 верст с’езжались люди на лодках. Пер­ вые дни река была усеяна черными точками берестянок. Лодки были гружены пушни­ ной, п люди приехали, чтобы обеспечить свое материальное благополучие на целый год. И удивительна человеческая натура, со всем свыкающаяся. Вы, читатель, че­ ловек, привыкший к железной дороге, пароходу и не считающий за диковинку аэро­ план. Попробуй вам предложить проплыть 500-600 верст на лодке. Вам такое путе­ шествие покажется чудовищным, а для якута сотня верст на лодке—берестянке—та­ кая же прогулка, как городскому человеку на дачу. Конечно, не легко день работать веслами, но тут сказывается сила привычки, воспитанная необходимостью. Берег гудел. Берег был усыпан вытащенными и опрокинутыми лодкамл-бере- стянкамп. Комьями белого снега, брошеннымл на гальку, стояли якутские, изумитель­ но хорошо поставленные, палатки, а немного поодаль быстро растягивалась лента хар­ чевен, сделанных из пластов коры. Один за другим вспыхивали перед харчевнями костры. II в десятках харчевен, каждая из которых четыре квадратных саженп, на-спех установлены столы, над кострамп в котелках варптся мясо и якутское лакомство— вкусные колбаски пз коровьей крови. Берег гудит. Тысячи людей с’ехались на ярмар­ ку. Запах черкасского табака мешается с гортанным говором. Утром на паузках вскидываются красные флаги, открываются двери, и милиция не в состоянии сдержать напора толпы. Толпа разливается по паузкам. Приемщики пушнины перебирают беличья шкурки, поглаживают пушистый мех, а у прилавков давка.