Сибирские огни, 1928, № 5

И никто не узнавал в нем прежнего подростка-слесаренка, но с перво- го же разу почувствовали его силу, какой не видели здесь на приисках давно. — Эх ты, зеленая малина! Баптистка! Ах, Настя, Настя!—внезапно загрохотал Василий на всю обширную казарму. Его низкий баритон, как раскатистое призывное ржанье лошади, бухал О' почернелые стены казар- мы и вздымал клочья паутин. Старуха Качуриха задыхалась от кашля и смеха: — Будь ты не ладный! Вот, молодо-зелено, как гусиный помет на во- де...—И, скажи, какой голосино нагулял, как жеребец стоялой! II. От казармы до казармы утоптаны, точно вымощены, узкие тропы. Тропы, как мелкие ручьи, идут дальше к крайним длинным зданиям—быв- шей конторе и хозяйским амбарам. От них двухаршинным желобом—дорога на рудник Баяхту и Алексеевский прииск. Дальше по прииску и в тайгу толь- ко одни лыжные да собачьи следы. Санные дороги рыхлы и занесены снегом. — И по 1 дрова никто не ездит. Вот же обленились и опустились до ка - кой степени варначьи души. Приисковые постройки дожигают. Василий посмотрел от дверей на занесенный снегом прииск, на про- ломанные крыши и обтесанные стены, и в гневе стиснулись челюсти. Напря- женные мускулы дрожали и наливались горячим, а в глазах стоял соловый туман. Вчерашнее чувство обиды и злобы вернулось с новой мучительной си- лой. Сзади хрипло скрипнула дверь. Никита, с открытой грудью и кочкой ска- тавшихся волос, робко остановился на пороге. — Перемена погоды будет,—сказал он, царапая волосатую грудь...— Скоро обоз Еграшкин, стало-быть, придет. Ты знаешь его?.. Но Василий приковал глаза к тайге. Солнце в дымчатом кругу выхо- дило из-за темных верхушек. В лесу, тут же на задах, кололся легкий треск. Леса, сквозь золотую ленту лучей, щетинились прозрачными иголками. Вчера на солнцепеках дорога под ногами мякла, а сегодня замерзший слой снега сжался в крупинки и хробостит под ногами. — Стало-быть, есть наст,—подумал Василий. — Никитка! Тащи лыжи,—-задорно крикнул он. Никита засуетился в приготовлениях. Дружески-покорно заглядывал в загоревшее лицо товарища и подлаживал ремни. — Лыжи, брат, почем зря—камосные, только и житья-бытья,—хваст- ливо заметил он... Солнце богряным пламенем остановилось над стрельчатою макушкою Баяхтинского хребта. Над тайгою повисло седоватое марево. Василий вски- нул винтовку и пустил вперед себя поводок собаки. Около соседней казармы старик, в сером изрешеченном азяме и тю- менских опорках-броднях, тесал кедровое бревно и отлетавшие щепки бро- сал на костер под таган. Смолье теплилось ярко и беззвучно, как масло в жировике, пуская смолистый запах. — Талан на майдан!—сказал Василий, придерживая собаку. Старик уперся на него выцветшими чужими глазами. Заметно дивился военной форме и, только вглядевшись, выпустил топор. — Васюха!.. Ядят тя волки! Ты откедов? Ах ты, Аника! Пришел?! — Качура! Лесной ты леший!—вскрикнул в свою очередь Василий. Синие побледневшие губы Качуры ткнулись в обмороженную шеку Василия.