Сибирские огни, 1928, № 5

— Талан на майдан*),—пробасила старая Качуриха, крестясь в пу- стой угол. Василию все они показались на один покрой: на бабах мешочные юбки,—как надеты, так ни разу не мыты. У передней—сквозь редкую ре- мугу—виднеются черные пятна набухших грудей. Бабы смерили Василия глазами и почти враз хлопнули себя по коленям. — Да ты, чисто енерал, матушки мои! Штаты-то, штаты-то, а мун- дер—только епалетов нехватает,—язвительно 1 хихикнула старуха. — Да, кому как,—вздохнула Настя,—кто завоевал, а кто провоевал. — А вырос-то! до матки, почитай. Видно, там хлеба не наши?! Своя рука—владыка, говорят!.. — А вот потянуло же сюда! — Видно своя-то сопля далеко видна?! К нему вплотную подошла Качуриха и уставилась в лицо серыми глазами. — А отец-то, отец-то!.. А?! Старуха закашлялась и утерла глаза рукою. Настя опустила яйца в котелок и поставила его на печку. — На могилу бы сходил,—сказала она, щупая Василия глазами,— Разрыта, размыта водою, поди и косточки волки повыдирали. Али не любите вы могил родителе®? У вас ведь все равно, что человек, что скотина: души не признаете, сказывают? И уже незлобно улыбнулась, — Не квакай!—снова крикнул на нее Никита. Но Василий уже остыл. По-медвежьи схватил он в беремя старого то- варища-молотобойца и завертелся под хохот баб по казарме. — Вот-то молодо-зелено,—смеялась Качуриха, как утка крякая,— худому горе не вяжется... Василий бросил Никиту и подошел к бабам. — Эх ты, Качуриха, бубновая твоя голова! Заплесневели вы тут, как черви в банке. Там мировая революция, а вы тут, начетчицы-квакуши, гыркаете на свою же листвяжную башку. Прогоркли самогонной брагой и моз- гой рехнулась. Надо учитывать нашу пролетарскую обстановку, а не пле- вать себе на грудь, вот что, бабочки! — Ух, батюшки, слов-то каких набрался—не то по-французски, не то по-тунгусски,—усмехнулась высокогрудая рыжая женщина. — Все новое: и дела, и слова, а вы вот только старые... Все прошло мимо ваших берлогов и ничего не ковырнуло, видать,—сказал Василий, под- мигнув Никите. Но за чаем долго и уже мирно беседовали. За столом Василий достал свои сухари и передал вместе с сумкой Насте. — Вот все и гостинцы,—засмеялся он раскатисто.—Будем мантулить, ребята,—небось, кайла и драга хлеба дадут... Подоим эту коровушку. — На сухарях, на черемше грохнули белогвардейщину на лопатки, дело теперь на мирный фронт идет. И будем катать. Оторевать будем прииски. Лупить разруху с обеих рук. Вот наша боевая задача! Он так хлопнул ладонями, что бабы вздрогнули, как от внезапного вы- стрела. И долго, с разинутыми ртами, слушали его. Качуриха шевелила бледно-синей резиной морщинистых губ, а Настя колола его зелеными иголками глаз. На бледном красивом лице ее выступали розовые лепестки. *) Приветствие сибирских приискателей.