Сибирские огни, 1928, № 5

инберна «Россия». К сожалению, перевод этого большого произведения дан лишь в отрывках. Проф. М. Азадовский в Иркутском окружном архивном бюро отыскал «Три записки Чернышевского», до того не известных, и делится по поводу их своими догадками и сопоставлениями. М. Никитин в очерке «Дикий перец» говорит о своих встречах с покойным сибирским писателем Антоном Сорокиным. Ему же посвящена статья М. Басова, основанная на материалах. Обе довольно интересны. Дальше идет небезынтересная литературная самокритика, где, между про- чим, узнаешь, что лавры Л. Толстого в отрицании культуры не дают покоя фелье- тонисту «Сов. Сибири» Курсу, и в его лице покойный нашел в этом своего после- дователя. В отделе хроники в этом номере литературная часть выделена особо, что следует признать плюсом. Отдел «Критики и библиографии» в этом номере представлен бедно. К большим достижениям журнала следует отнести прекрасные фотографии этого номера. Весьма желательно их видеть и в дальнейшем. Культурно-просвети- тельное значение их огромно. В некоторых случаях иллюстрации могут быть не только хорошим дополнением, а даже коррективом к статьям и очеркам (как, на- пример, 2 фотографии к очерку «Кадры»), Журнал «Сибирские Огни» своим существованием, внешним видом и со- держанием производит отрадное впечатление. Для дальнейшего улучшения журнала редакции необходимо устранять не- нужные бранные слова в произведениях начинающих беллетристов и советовать им в тексте от своего имени выражаться литературным языком, что послужит бла- готворным примером для других. В отделе «Критика и библиография» желательно видеть обзоры выходящих в центре журналов. VI. А. Федоровский (с. Еловка, Красноярского окр.) Хотя я и не могу числиться читателем журнала, так как его не выписываю (денег нет), но решил ответить на ваше обращение, так как журнал меня заинте- ресовал. Итак по порядку: 1. «Параграфы, пропущенные в книгах». Так как этих книг не читал, то в общем в голове остался сумбур, и личность Гривина, как комполка, в моем мозгу не укладывается. Такого типа я представляю себе в концлагере, флиртующим с крестьянками и способным дойти до крайних форм «опрощенства»; представляю я его в тюрьме, ворожащего на пальцах: убьют или десять лет дадут (правда, то- гда двадцать давали); представляю я его в белой армии, гордого чинушу-штаб- ного, храброго в тылу, трусливого на фронте и жалкого в минуты серьезной лич- ной опасности. Но в Красной армии я его не представляю, равно как и сестру ми- лосердия. Был я и в Красной и белой армии, и у меня в голове Гривин, как ком полка Красной армии, не укладывается. Во всяком случае редакции надо было дать маленькое примечание, к каким книгам относятся эти параграфы, а то получился отрывок неведомо из чего и для чего. Мы—деревенские читатели—интересуемся или от корня до варшины, или совсем не читаем. 2. «Жизнь отрока Епиксима». Очень красивый рассказ, имеющий оттенок действительности, но почему-то, сколько я книг не читал, у меня всегда оставалось впечатление надуманности и нарочитой условности. Может от того, что, прорабо- тав 6 лет безвыездно в деревне, я утратил способность отмечать те особенности жизни и языка, которые резко бросаются в глаза свежему человеку, но факт на- лицо: большинство книжек для деревни не понятны крестьянам, и они считают, что это пишется о каких-то дальних, но «не наших» деревнях. К достоинствам рассказа отношу: занимательность рассказа (т.-е. то, что во время чтения не уснешь, а хочется дочитать до конца) и отсутствие до неко- торой степени предвзятости. Автор не упирает на темные стороны деревенской жизни, не указывает отрицательных сторон деревни только с целью подчеркнуть их и к ним прицепить события, что сейчас делается во всех книгах для деревни. Наоборот, на фоне событий перед читателем встает во весь рост деревня с ее темнотой, жадностью, забитостью и суеверием. Вывод и указания для работы вы- текают сами у читателя, а не навязаны ему автором.