Сибирские огни, 1928, № 5

полон воспоминаний о прежней жизни, о прежнем круге знакомых. Но после уро ков комбрига, хотя и суровых, необходимых в такой исключительной по важности обстановке, Гривин, не только по обязанности, а сознательно стал на защиту ра- боче-крестьянской власти, трогательно ухаживая за раненым красноармейцем, ко- торый сражался с ним рядом в цепи против белых под Уфой. Полк Гривина побе- дил. Гривин оправдал доверие к нему комбрига—и тот из свирепого, по необходи- мости, начальника превратился в более опытного, дружественного старшего то- варища. Рассказ Г. Павлова—психологический. Психология его вполне выдержана. Рапорт Гривина о добровольном снижении с должности комполка д о комбата впол- не вытекает из предыдущего. Уважат ли только его просьбу, вопрос другой. Таких Гривиных, которых Красная армия перевоспитала и сделала полезны- ми сынами социалистического отечества, довольно много: Гривии типичен. Язык у Г. Павлова вполне литературен. Только в самом удачном § 11 слово («резанула» следовало бы заменить «резнула», что было бы лучше. Повесть И. Абабкоэа «Жизнь отрока Епиксима» на фоне дореволюционной деревни рисует переживания мальчика Симки, у которого умер отец, мать вышла замуж за другого, а Симка стал батраком дяди Гаврилы. Смышленый, любозна- тельный мальчик, благодаря помощи дачниц, самоуком научился по картинкам чи- тать, потом, когда подрос, скрылся из своей деревни. Интересная в общем, написанная с знанием быта, повесть испорчена некото- рыми неясностями, недоговоренностями в деталях. Читателю долгое время не ясно, что делает Симка, что скрывает от своей матери. Также чувствуется неудовлетво- ренность читателя неясностью дальнейшей судьбы Симки. Автору надо было еще немного поработать, расширить рамки его произведения, тогда оно было бы много ценнее, тем более, что он назвал его повестью. Щеголяющий своей ученостью не- доучка, пьяница, вымогатель пристав особенно удачно схвачен автором и является украшением повести. «Истоки» В. Я. Шишкова, «старого» сибирского писателя, представляют со- бой действительно только «истоки» задуманного им, но, очевидно, не оконченного еще большого романа «Угрюм-река». Произведение в «С. О.» разместилось в двух номерах. Оно развертывает перед нами лишь маленький край того огромного по- лотна, которое в своем целом должно показать, как старое сибирское купечество путем грабежей, насилий, убийств, зверств и обманов составляло себе огромные капиталы; как более молодые представители этого класса, уже приобщенные от- части к культуре, стремились еще к более грандиозным обогащениям благодаря полученным в школе знаниям. Хотя приемы сынков были по внешности менее гру- бы, но качественно не уступали, а порою превосходили деяния их отцов. Парал- лельно с этим затрагивается уголовная и политическая ссылка, чем увеличивается значимость картины. Роман, если он будет написан, прольет свет на прошлое Сибири и по своей ценности превзойдет уральские романы Мамина-Сибиряка. И в настоящем виде в произведении много достойного внимания. Колоритны фигуры Петра Громова, попа, приказчика Ильи Сохатых, Ага- неса Агабабыча, Синильги, хотя автор долго на них не останавливался. Зато с Прохором Громовым у Шишкова не всегда обстоит благополучно. Сон и явь его как-то неясно отграничены. Кроме того, автор слишком долго*за ставляет его ехать, не выясняя читателям достаточно понятно цели путешествия. Похоронивши Прохора в сугробах негостеприимного севера, Шишков при- дал вид законченности произведению. Но в романе ему, вероятно, придется глав- ного героя своего воскресить. К тому ведет весь х о д развертывающихся перед на- ми событий. Стихотворная повесть Владимира Заводчикова «Лошадь и человек», шевеля- щая гуманные чувства не только к инвалидам-людям, но и к животным, испорчена ненужной модой ломания строк. А в стихотворении есть мысль, чувствуется даро- вание поэта, заметно его уменье быть простым. Надо было этим уменьем восполь- зоваться. Из мелких стихотворений в этом номере лучшими следует признать: «Се- верный пробег»—П. Петрова, «На горном пути»—Ильи Мухачева, «Тракт»—И. Мол- чанова. Это крупинки истинной поэзии. Слабее «Прииртышские станицы»—Петра Васильева и «Великий голос»—Сергея Маркова. «Прииртышские станицы» не вполне выдержаны в смысле композиции, хотя частушечный размер поэта—прелесть и мо- жет обогатить собой современную песню. Марков на сей раз не сумел облечь в поэтическую форму небезынтересный материал своих наблюдений из жизни севера Сибири и снизился до рифмованной судебной хроники.