Сибирские огни, 1928, № 5

кобуру, а левой—длинные полы кавалерийской шинели, он не смотрел на мелькающие впереди—в мороке и инее—тени и сам шел такою же длинною тенью в журчащий говор и сутолоку. И опять на пути стал Евграф Сунцов. Обрюзглый с похмелья и красный от мороза, он прохаживался между возов в сопровождении молодой высокой женщины. Обернувшись через плечо, Василий встретился с глазами женщины— с черными большими, но не хитрыми, как у Евграфа Сунцова. Она бросила косой взгляд на маузер Василия и длинные полы шинели и, спрятав улыбку, отвернулась к возам. На санях, в стройном порядке, дыбом стояли развязанные мешки с мукою, лагуны самогона, капуста в лагушках, творог и кружки мороженого молока. Вокруг возов, по утоптанным буграм, бабы, в птичьем переполохе, крутили в руках мужицкое добро. Ямщики ведрами, кадушками и просто пригоршнями размеривали муку. Покупателей не зазывали—они сами, как оводы в июльский день, облепляли подводы. С другого конца от драг, задыхаясь в припадках торопливости и давке, золотничники заваливали ямщиков приисковой рухлядью. К Василию подошли техник Яхонтов и Вихлястый. — Вот видите нашу барахолку. .. Все чалдонье перевозило домой,— мрачно бросил Яхонтов, не глядя на Василья. Василий покосился на него и молча дернул за ворот мимо проходя- щего старика. Из рук старика рассыпалось на снег целое беремя напиль- ников, зубил и две кайлы. Он в недоумении разинул рот и налитыми кровью глазами взглянул снизу вверх на чернеющую звезду шлема. — Да ты што, парень, балуешься, али как? Старика колотила собачья дрожь. На его худых плечах, будто от ветра, трепались желтые лоскутья азяма. — Загоняшь, говоришь, приисковые шуры-муры, старая крыса?! Дранащепина ты сухая!.. И старик понял, что не в шутку Василий выбил у него вещи из рук. Вокруг их нарастала куча людей, стискиваясь плотным кольцом. — А люди-то?.. А жить-то чем?—бессвязно лепетал старик.—Ты вот на пайках раздобрел, а нам как? Василий оттолкнул его 1 и, как в былое время перед партизанским отрядом, выкинул кверху руки с маузером и выпрямил широкую грудь. На залитом краской лице пробежала судорога и расплылась по- вытянутым щекам. У возов остались только ямщики. Бабы, с разинутыми ртами, глотали слова-удары. Тунгусники и спиртоносы косились на желтую кобуру маузера. Толпа росла... Старые приискатели, пробирались ближе и, улыбаясь, следили жадными глазами за вздрагиванием шлема на голове Василия. Давно приискатели не слышали здесь таких слов. — А вы саранчей транжирите приисковое богатство... А дальше что?! Мужик за мешок отрубей перетащит всю драгу и поставит ее там курам на седало или на часовню... И будем молиться... А вы пустите его с оглоблей р- рот. И я, как ваш товарищ, не позволю хамить народное добро и об'являю реквизицию и конфискацию всех мужицких продуктов, которые вы видите здесь. В толпе хлестнул взрыв негодования и одобрения;