Сибирские огни, 1928, № 5

В толпе, на руках баб, рыдала Настя. — И все-то люди, как люди!.. Последнюю юбчонку пролак-а-а-л! Но на нее уже не обращали внимания. С Алексеевской дороги послышался скрип саней и визгливый звон колокольцов. Треск упряжки отдавался в тайгу тяжелыми отрывчатыми шо- рохами. Голоса ямщиков сливались с общим шумом. Вот в узком, как белая лента, проулке показалась первая дуга, и праздная толпа боровских жителей, с ревом, бросилась навстречу обозу. Истощенные, подобравшиеся лошади, едва тянули по убродной узкой дороге. На крутом взвозе, около самого прииска, передовик остано- вился, и весь обоз скучился. Голодные кони рвали мешки с хлебом. Передние, не сдержав натиска, лезли на сани, залазили в сторону и по самую спину увязали в снегу. Вывалившиеся навстречу золотничники в рваной одежде и обуви, с открытыми грудями, бросились помогать ямщикам. С десяток человек, уцепившись за сани и оглобли, с уханьем и свистом, выводили одну за другой подводу на взгорок. Все знали, что ямщики при- везли самогон по дешевке, и почти каждый старался подделаться к ним, чтобы выпить наширмака. Около большого здания бывшей конторы прииска, под навесами, под- воды становились в стройном порядке. Ямщики щелкали кнутами, загоняя лошадей. Бабы, поочередно и наперебой, зазывали их на постой: — К нам милости просим,—зимовье слободно и тепло! — А у нас и сенишко найдется и сохатина сушеная есть! — По три калача с человека в сутки берем, чай и ежели што сварить, можно... Но ямщики не торопились. В развалку переходили они от подводы к подводе и, улыбаясь в бороды, убирали лошадей на выстойку. Еще ранним вечером прииск огласился песнями и ущемленными взвизгиваниями гармошек. От казармы к казарме в обнимку, мужчины! и женщины, потянулись подвыпившие компании. Подмерзшие лошади, побрякивая колокольцами, топтались около прикрепленных к оглоблям препонов. Затянувшиеся туманом горы гулким эхом отзывались ожившему Боровому. Радовалось сердце Евпрафа Ивановича Сунцова. Верхом на круглом малорослом инохЬдце, в новом черном (полушубке и расшитых бисером тунгусских унтах, он под'езжал то к одной, то к другой компании. На шее у него и через плечо развевался белый шарф. И везде его встречали потря- сающими криками: — Живем, Еграха! — Махай нужду! — Гни кручину! — К чорту комиссаров! Бойко повертываясь из стороны в сторону, Евграф Иванович улы- бался белками цыганских глаз золотничникам. Сунцов поселился на Боровом год тому назад и вот уже второй раз пригнал обоз. Приискатели знали только одно,—что он бывший тунгусник из Туруханска и парень жох! В течение последних лет, на глазах у всех, Евграф Сунцов богател, но не скупился при крайней нужде выручить хле- бом, который у него не переводился. За то всю летнюю добычу золота он забрал за себя.