Сибирские огни, 1928, № 4

Ночевал в эту глухую ночь в доме Громовых какой-то вшивый бродяга Иван Непомнящий. Пожалуй, и не пустила бы к себе за порог такого гостя Марья Кирилловна, да приказчик Илья Сохатых с купеческой кухаркой, краснощекой Варварушкой упросили—пусти да пусти, может, он в самых тех краях слонялся. Бродяга, что монах, сытно поесть на дармовщинку любит. Бражнича i на дармовщинку бродяга бородатый за поздним ночным столом, чавкал жаре- ную на бараньем сале картошку, мамонил пшеничный каравай и хриплым, пропитым голосом повествовал сидевшей на лавке, в грустной позе, Марье Кирилловне: — Как же мне, барыня-сударыня, не знать? Я все знаю до тонкости. И тунгусишек знаю. Тунгус, что зверь... Орда, и больше никаких. Он смир- ныйнсмирньгй, а тут нападет на него блажной стих, возьмет да и пристрелит. Марья Кирилловна испуганно качает головой. — Неужели ты в самых тех местах был, на Угрюм-реке? — В тех не в тех, а около. Кха-кха! — Не подавись, нажрешься... Куда спешишь?—засмеялся пришедший на беседу из своей маленькой комнатки веснущатый Илья Сохатых. — Кабы бражки чуток,—'прохрипел бродяга,—(рассказал бы я вам один случай... Кха! Сходила Марья Кирилловна в свои покои, поставила пред бродягою ста- кан вина. — Лет пять тому,—начал Иван Непомнящий, жадно проглотив огнен- ную жижу,—вот в роде, как твой сын, поехал купец с товаром в тайгу и под- ручного прихватил с собой. Дело. Уехал, как в воду канул, и теперича все ездит. В третьем годе проходил я в тех местах, слышал—нашли быдто охот- ники костер, а в костре два шкелета. Дело-. Надо полагать, это торговые и есть. Вот тут как... Кха! — Царство небесное,—перекрестилась набожная хозяйка.—Как же это их, за что же? — За горло, мать, барыня-сударыня... За машинку! Сперва одного в ко- стер башкой, а тут и другого тем же побитом... Марья Кирилловна скорбно посмотрела с мольбой на потемневшую икону, а Илья Сохатых крикнул: — Брехун ты, братец мой, бестия!.. Я сам из тайги. Поболе твоих тун- гусов знаю. Только людей зря пугаешь, мохнорылый. Бродяга в горячем споре клялся и божился, лез целовать икону и в такой азарт вошел, что начал явную нелепицу нести: чуть ли не сам он помогал тунгусам купцов в костер кидать. Варварушка хохотала, Илья кричал: — Вот ужо хозяин приедет, он те, бестия, накостыляет! Мистик какой, дьявол... Однако, мохнорылому этому бестии Марья Кирилловна поверила нутром И всю ночь не могла отделаться от нервного беспокойства, охватившего ее: всю ночь стоял пред нею, в мыслях, Прохор, сын, и говорил ей: «молись, ма- тушка, молись, мне тяжко». В своей спальне, невеликой комнатке, пропахшей ладаном, богород- ской травой и водкой,—проспиртовавшийся Петр Данилыч, по случаю холо- дов, перекочевал с террасы на покой сюда,—Марья Кирилловна зажгла лам- падку пред богатым, уставленным серебряными иконами кивотом и усердно, в больших слезах молилась Богородице и апостолу Прохору—да сохранят во здравии страждующего и путешествующего: — Эй, Господи, помоги, услышь!