Сибирские огни, 1928, № 4

палец одному из них, а тот Симку за горло схватил... Трудно дышать... Хочет крикнуть и не может. Наконец, яальцы разжались, крикнул Симка, проснулся и дрожит... — Ты чо, Сима, кричишь?—спросила мамка с кровати. Не спала она. Симке стало страшно. Ни слова не говоря, вскочил он и бросился на кровать к матери, обхватил в обнимку мать... Но рука его нащупала чью-то большую руку, не бабью... Понял Симка в этот миг многое: отчего бабушка стала заставлять его иконы чистить, понял, что жизнь совсем не такая, как ему казалось... Схватил он потничишко, шабур и удрал на предамбарье. Там и переночевал. А утром накинул он своевольно винтовку за плечи, зашел к Прошке, спросил, как обра- щаться с ружьем, и ушел в самую глушь Ведьминых падей. В тот день Симка впервые стрелял из ружья, как большой. И вырос он в тот день намного... Сердце стало холоднее, душа—тверже. VII. ... Опять осень. Такая же, как и все прошедшие: желтолистая, с холодными гул- кими ветрами, с сиротелыми березками, отряхнувшими с себя летний наряд. II все так же: бурундуки стали озабоченнее, реже появляются на валежинах; рябчики попрежнему зобают доспелую калину; колонки попрежнему беспокоят собак. Только не гоняется уже Симка за бурундуками. Не потому, что боится порвать штанину или запоздать с коро- вами, нет, потому что плохая выгода от бурундуков. Выгоднее делать прикормки на колонков и горностаев к зимнему лову. Но теперь, когда Симка в субботний день обхо- дил с винтовкой за плечами свои прикормки, тоска взяла его пуще прежнего: — Ну, зачем я их делаю, эти прикормки? Раньше хоть хозяйству подмога, о хозяйстве своем заботился, а теперь?.. Лес отвечал непонятным гудом. И думал Симка: — Скоро будет новый отец, новые порядки, будут жить в новой деревне и не будет уж мамка так радоваться Симкиным охотничьим успехам, как раньше. Завтра об- венчают ее у чужого кержацкого попа... Непонятно Симке: отчего ему не хочется другого отца? Ведь выходят же вдовухи замуж, не толька одна Симкина мамка... Не нравится Симке эта новость. Лишается он мужской самостоятельности, хотя и горькой, но... Все же, самый старший и единственный мужик был в семье. — Так вот почему бабушка мамкину душу причислила к грешным душам! Та-а-ак. А молчала. В люди греха не выносила. Надеялась, видно, что по-хорошему это выйдет у Феклы. Так оно и осталось... Симка щелкнул пз винтовки малопулькп двух рябков, осмотрел бомчик, где бырсучьп норы бывали, но... II стал спускаться к себе в лог. Пдет и думает: стал спускаться к себе в лог. Идет и думает: — Хуже будет с новым отцом или лучше? Потом загадал: если по дороге первым попадет бурундук—лучше будет. А если рябчик—хуже. Только он задумал эти приметы, а рябчик из-за кустов как засвистит, да так жалобно, что Симка вздрогнул и стал, как вкопанный. — Не рябочий свист какой-то. Уж не нечистая ли сила отвечает? Сатана везде поспеет! Ворожить, говорят, грех. А рябчик, как нарочно, выпорхнул на калину и пуще прежнего свистит. Вскинул Спмка винтовку, прицелился:—чак!—осечка, чак!—осечка. Еще раз— чак!—осечка. А рябок свистит пуще прежнего п в роде как на Симку смотрит. Осмотрел Спмка пистон,—ппстон не подмочен, только весь раздавился, а выстрелить не может. Решил Симка укокошить эту нечистую силу в рябчике, снял пистон, бросил, вытащил другой и с молитвой надел на зорьку. Навел на рябка: чак!—осечка... Бросил ппстон, другой