Сибирские огни, 1928, № 4

Охнул народ. Нютка перестала хныкать и уж смеется. А Симка продолжает: — Слыхал я от людей, чтобы свадьбу испортить—намажь рукавицы медвежьим салом и сталь на дорогу, где свадьба должна проехать. Ни одна лошадь не пройдет, зауросят от этого духу... Положит колдун рукавицы на дорогу и идет в свадебному дружке выкуп брать, а йотом оденет рукавицы и уйдет, и кони пойдут. Рассказывает Симка, а сам на дядю Пантюху посматривает, ухмыляется. Не раз,, ведь, Пантюха брал такие выкупы с проезжих свадеб. Прошка рассказывал про это Симке. — Врет он!—закричал Пантюха. — Не вру. Пойдемте, сало покажу. Повел Симка людей в амбар, на подлавку, вытащил сало, а вместе с салом картонки выскочили. На картонках рисунки разные: зайцы, собаки, лисицы, и тут же выпала исписанная бумажка. — Врет он! Вот бесовские книжки! Позвали писаря. Прочитал писарь ту бумажку: «Посштеннешии карпа я чищаш пишу и читау была тутока у нас мери канка с ей толстая исшо стребовавали ани с города таких картонок самоуком даже можна по им учитца тепер упраси ты своево хрестьнскав.1 нашалника штоб пустил он нас с табой в Америку денги можно достат колдовством я выучилца медвежим салом колдовать на свадбах буду выкуп брат сапша и как ты думаш а на дорогу украдем у дяди рыжану атчаяная лошад»... Завыла Фекла: — Ради-и-и-имаи-ии май де-етушки-и ппспорти-и-илии вас не-е-ехристи... В тупом недоумении расходился народ. Не понимали люди, что тут сталось. Кто-то верил, а кто и не верил. Отворот глазам, может, сделан! Сила, ведь, колдуны! — Ну, Симка!—нехорошо поглядел на Симку Пантюха:—Наболтал ты тут много... Смотри! Всяк сверчок знай свой шесток!.. Понял Симка из этих слов, что прибавился в этот день в Симкиной жизни еще один человек, добра от которого не ждать. Понял это, и к маленькому сердцу комом привалила тягость. Надернул шабуришко, шапчонку, выскочил на улицу и подался в го- ры к своим петлям. — Вот тебе и лучше жить!.. Эх, большие они, а не узнано еще; может и им не лучше маленьких живется... II в глаза лезет Пантюхгао разбитое рыло и злая ненарошная угроза... VI. Грамота Симкина после того, как картонки его попали в печку, подавалась плохо Пытался с писарем поладить, упрашивал его: — Помоги, почтеннейший, потайно от бабушки и от мамки грамоту превзойти. — Можно... Только у меня ум плохо действует без медовухи. Может и обучу я тебя, но ненастоящая это грамота будет, а тебе надо настоящую... Ты вот что: у мамки поцеживай-ка медовухи да приноси мне, тогда и заниматься будем. Здорово научимся! Стад Симка медовуху потаскивать, а лагушки с пивом разбавлял водой, чтоб не заметила мамка. Позвала однажды мамка гостей и потчует пивом. Поила-поила она их—все не веселы гости, будто пивом даже недовольны. Поит Фекла и краснеет: стыдно ей—подумают, что у сирот и пиво-то, как помои. Стыдилась она своих хозяйственных недостатков. К вечеру, когда гостп чаще стали бегать на улицу по нужде—совсем пристыдилась Фекла. Сама не в себе. Видит Симка дело рук своих и так-то стало ему жаль мамку, ноет сердце, слезы просятся наружу. Не вытерпел, пал в ноги матери тут же при гостях: