Сибирские огни, 1928, № 4

II стали вить поодиночке. Рыло у Пантюхи в крови, борода слиплась темно-крас- ным пятном, а он хоть бы стон издал, молчит, как убитый. — Заколдовал, должно быть, тело-то. Не больно ему!—кричит Мотька:—снимай старики, икону; пусть целует святой образ, тогда сила-колдовства пропадет. Вертит головой Пантюха, не хочет целовать икону. Стоит Гаврила в углу и смотрит: тяжело, может, на душе, а и рад в то же время. Уверен, что колдовал Пантюха в кулемки. Кроме его больше некому... — Дайте, старички, и я побью, чтоб разговору не было, что потакает брат, мол! II начал бить, с расстановкой, да с приговорами: — Сказывай, сказывай!.. ... Влетел Симка в избу. Глаза стали, как у волчеика. — За што бьете?!. — Цыц, пащенок! Вон!—рявкнул Гаврила. — За што бьете?—яростно закричал Симка снова. Смотрят на Симку все: страшный он. Лицо, как мел. — Чево с тобой, Симка?—остепенился Гаврила. II закричал Симка: — Не виноват он... Он не колдун!.. — А ты почем знаешь, кто виноват?.. — Я виноват!.. Замерли мужики. Крестятся. Молитву творят. Хмель разом слетел. — Стой, крестьяне,—упавшим голосом выговорил Гаврил:—неладно у нас туто-ка... Фекла говорит—заколдованный Симка... А Симка думает: сказать правду или не сказать? Решил: все равно пропадать. Так, может, лучше будет... — Я—колдун... Выговорил и задрожал. ... Молва напуганным зайцем проскакала по деревне:- — Симка колдун, Симка колдун! Старушки поточат слезы, теплят перед спасом свечки. Последние дни, мол, наступают. Ребята понурые ходят: опасаются—может и их кто околдовал? Бабушка Матвеевна и мамка ревом-ревут. А Симка сидит в углу связанный полотенцами, ждет попа: молебен с водосвятьем служить будут. Страшно Симке и чудно. То заплачет, то ухмыльнется сам над собой, а потом захохочет, как суфсшедший... А как припо- мнится избитый дядя—ну, реветь!.. Пришли поп с дьяконом. Молятся, кадят, поют. Народу собралось—полна изба. Все в страхе жмутся и с ужасом смотрят на Симку. А Симка, как ночной филин, глаза- ми ворочает. Не молится, на сердце сам не знает, что творится. Столько пережито за это время. У-ух!.. Подходит к Симке поп со словами «изыди вон» и спрашивает: — Отрекаешься ли от сатаны?.. Опять Симке чудно и страшно. Порскнул он смехом, потом заревел-заревел, отвернулся от креста и катается, будто в судорогах корчится. Народ, кто послабее сердцем, шарахнулся из избы. Прошкина мать завокала: — Вот, вот, вот, вот, вот! Оторопели духовные отцы—топчутся, как кони в пригоне. Прорыдался Симка, а в голове одна дума: сказать иль не сказать? Сказать—бить будут. Не сказать—все равно слава в могилу загонит... Лучше сказать... П рассказал Симка: — Медвежьим салом мазал я дядины кулемки и петли: боятся этого духу со- баки. и звери тоже боятся... Бил меня дядя шибко, за это и намазал... И сало у него же украл... 3 л. «Сибогни*