Сибирские огни, 1928, № 4

летит в пропасть, в огненную пропасть. Что там, внизу? Ой, ма-а-а-ма!—страшно за- стонал Симка, и зубы его чакнули, как железо. Вот огонь. Ад! Ворота большие, страш- ные. Змеиная пасть. У ворот черти с весами, с гирями, с вилами. Такие же, как на иконе суда божьего у дяди Гаврилы. — Симка, грешнай! Го-го-го-го-о-о!—гогочет дьявол. Вон из ада несут большую книгу—хартию, в ней записаны все Симкины грехи. Ох, как много грехов! Чорт читает и гогочет: — В бабки правой рукой играл... — В страстную субботу ел молосное; украл у мамки крашеное яйцо и с'ел... — Просвирне язык показывал... — Не всю епитимью отмолил, наложенную попом Василием за то, что Симка своему котенку дал имя «Васька»! — За бурундуками гонялся... — Язвой ругался!.. — У всенощной службы в церкви дремал!.. — На исповеди один грех утаил. Грех этот—рыжебородого попа Василия мыслен- но обозвал красным колонком... И еще много, много Симкиных грехов записано у чертей в книге. Вдруг над Симкиных ухом закричала мать: — Не тревожьте его! Мой сирота, мои и бутканцы! Зачем ты, Симка, прошарапу- чил коров-то? А!?. Восподи, восподи, за грехи мои наказал меня тобой, Симка, бог!.. И вица резко хлестнула Симкину спину. Симка щюснулся. Сломанный ветром сук осины пребольно ударил его но спине. Солнце уже скрылось за зубчатыми горами. Тайга стонала и ревела. Но совсем Симка не струсил. Огал спускаться в лог. В логу, на счастье повстречалась Лысануха, кобыла дяди Гаврилы, с маленьким рыжим жеребчиком (давно Симка завидовал этому рыжанчику—любит он красивых жеребят). Поймал Лысануху и покатил. — А ведь и маленькому не совсем плохо жить,—решил Симка:—большие-то даже могут позавидовать... Только штанина вот!.. Чо будет, то и будь! Хрен с ими, и со штанами-то!.. Вздымаясь на последнюю гриву, Симка даже запел: Пусть воробушки летают Пусть черемушку клюют. Пусть милашку отбирают, Пусть навеки отбирут! .. А сердце при таких песенных словах, как воробей на тыну: прыг-прыг. У-ух, хорошо!.. Но в это мгновенье что-то хрястнуло, грохнуло, Лысануха кинулась в сторону, и Симка остался лежать на земле, прибиваемый холодным осенним дождем. П. Давно то было. Симка под стол пешком еще тогда ходил. Отец его был жив, и все братья (Симми отец, дядя Гаврил и дядя Пантелей) жили в семье. Зажиточная была семья. А верховодила всем бабушка Матвеевна. Какие излишние достатки бывали в доме—откладывала она в туесок бумажками или золотом и хранила тот туесок на по- гребке. Стали делиться братья, метнули жребий: к кому пойдет на прокормление старуха? Выпало на долю Симкиного отца. Симка тогда еще только орал «куа», да «мюа»... В том вся его жизнь тогда и состояла. Пошла бабушка, когда началась дележка, на погребок, чтобы поделить по малой толике сынам из своей казны. Открыла туесок и ахнула: пусто там, ни гроша!.. Крики да слезы, охи да вздохи послышались в семье: