Сибирские огни, 1928, № 4

хайл Васильев, духом вольноотпущенный. Будучи крепостным, пел наманер Рубини, играл на скрипке наманер Контского и готовил котлетки наманер пожарских. Впослед- ствии приобрел привычку собак у каждого столбика п о . . . ть. Об . . . л Лермонтова, об . . .л Тургенева, задумал об . . .ть Льва Толстого, но смерть застала его в этом на- мерении. Мир праху твоему, добрый человек!». Плеханов находил естественным отрицательное отношение нового класса к ли- тературе старого, но при условии учета, что надо взять. Наш автор все это забывает— и в результате основные положения марксизма, ленинизма, а также резолюция ЦК и Сибкрайкома по вопросу о художественной лутературе проваливаются в «тар-тарары». IV. Точка зрения тов. Курса не является оригинальной. Такие же идеи публично пробовал развивать заезжий в Новосибирск Шкловский, кстати, совершенно увильнувт ший от прений и ответов на вопросы. Разница между Курсом и Шкловским лишь та, что Шкловского «бить скворешни» в «Правду» не пускают, а Курс получил возмож- ность напечатать в «Советской Сибири» вредную и марксистски, и политически без- грамотную статью. Нельзя же дурную болезнь выдавать за показательное здоровье. Мы не можем аннулировать могучее орудие пропаганды и воспитания. Между Иваном Непомнящим и диктатором-пролетарием пет ничего общего. Теория пролетариата, его идеологическое оружие—научный социализм Маркса-Энгельса, чужд всякому пошло- му упрощенству. Еще когда-то Лабриоло остроумно заметил, что у некоторых есть склонность рассматривать марксизм, как отмычку, которую без всякого труда можно подгонять к любому вопросу, давая трафаретные ответы. Такие мыслители, говорил он, смело могут об'яснить происхождение «Божественной комедии» Данте суконными на- кладными флорентийских купцов. «Человек прост, как мычание»,—говорит Маяковский. Это зоологическая точка зрения и проводится в статье Курса, где он вычеркивает и упраздняет живого челове- ка с его способностями, радостями, с его волевой трудовой энергией, с его классовой ненавистью, с его героическими переживаниями, он смеется над теми, кто пытается дать нам «советских Кутузовых» (почему «Кутузовых?»), эпопею восстановления промышленности и т. д. Мне неловко доказывать здесь, что все это нам необходимо. Фрунзе, Дзержинский, Ленин, Свердлов, подпольщик-большевик, хозяйственник, рабо- чий—все они, данные в художественных образах, с полным показом их, как живых, борющихся людей, нам чрезвачайно интересны и необходимы. Художественная литера- тура не только показывает, но и воспитывает. Наша эпоха, с ее социальными сдви- гами, массой талантливых строителей и героических борцов не может не отразиться и отражается в художественной литературе. Буржуазный философ Ницше изобразил социалистического человека безличной, довольно прыгающей блохой. Автор «Кирпичом по скворешне» таким же рисует че- ловека, вступающего в социалистическое общество. Он лишает его всего того, что яв- ляется неот'емлемой сущностью человека и великодушно оставляет только физиоло- гические отправления. Трогательное, но для марксиста нелепое единение. Поистине, «всякая голова подобна желудку: одна переваривает входящую в оную пищу, а другая от нее засоряется». Статья тов. Курса—это попытка идейного разоружения пролетариата, механи- ческое понимание нашей действительности, борьба, но не за культуру, а за бескуль- турье—вот коротко, что об'ективно (может быть и не желая того) защищал автор на страницах «Советской Сибири». Кирпичи, тов. Курс, бросать легко, но все же надо смотреть, куда они падают. Г. Круссер.