Сибирские огни, 1928, № 4

Он служил регистратором в больнице. Служба его была отделена от квартиры семиверстным расстоянием. Он покрывал это* расстояние два раза в день, раз'езжая в открытом автобусе. Платили Сорокину сорок рублей. Такая служба, конечно, не устраивала. Мы добились от редакции 1 «Ра- бочего Пути» обещания, что Сорокин будет привлечен в газету в качестве внештатного сотрудника. Ему был гарантирован семидесятирублевый зара- боток. Службу в больнице можно было оставить. Но Сюрокин не соглашался. — Имейте в виду,—говорил он,—я двигаюсь по инерции. Если мне се- годня оставить службу, то завтра я слягу в постель, а через неделю умру. Мысль о смерти была не случайна. Именно в это время Сорокин разо- слал письма в редакции. — Имейте в виду,—писал он,—что я скоро умру, почему и посылаю мой портрет. Конечно, после моей смерти ®ьг разыщите мои рассказы, кото- рых вы до сих пор не печатали. Заодно посылаю вам несколько рисунков. Поджидая смерть, Сорокин продолжал двигаться. Он ездил на службу и ходил на писательские сборища. Я помню последнее сборище с его участием Оно происходило в кабинете профессора Драверта. По предложению «Рабочего Пути», мы занимались составлением ом- ского литературного сборника. По мысли издателей, сборник должен был но- сить строго локальный характер. Составив план сборника, мы занялись на- званием. Название не выходило, и нам пришлось, чтобы подстегнуть вообра- жение, залезть в волюмы «Западно-Сибирский флоры». Мы решили назвать сборник по имени одного из омских растений. Сорокин не взял волюма. Бледный и мертвенно усталый, он доказывал поэту, что слух о преступлении—не плохая реклама. Поэт сердился. Листы волюмов шелестели. Медная гагара,—священная гагара северных шаманов,— распласталась над головою Сорокина, готовая к полету. Шлифованные грани на профессорском столе блестели ясно и бодро. Нежный мартовский вечер цвел за окном. — Овечий мор!—закричал Мартынов.—Овечий мор,—прекрасная тра- ва! И замечательное название для сборника! Я нашел другую траву. — Дикий перец, тоже не плохое название. Дружный хохот потряс стены кабинета. Я поглядел на Сорокина. Он сидел в кресле, вздев рукав в рукав.. Глаза у него были закрыты. На мгнове- ние у меня возникла мысль, что он умер. Я хотел тронуть его за руку. Но он с усилием распахнул глаза и поправил пенснэ. — Я дам рассказ под таким названием,—сказал Сорокин.—Дикий пе- рец, это—шедевр! Я обрадовался. Но радость была преждевременна. Через три дня Со- рокин слег. Он лежал в отцовской комнате,—«король писателей». Он вытянулся на складной койке, как умерший. Отцовская комната была уставлена сотням к кактусов, над ними пели желтые канарейки. Я знал, что кактусы и кана- реек развел отец писателя,—спокойный, библейски красивый старик. — Что нового в литературе?—спросил Антон Семенович. Я растерялся. Сорокин неоднократно; показывал примеры необычайного спокойствия. Я отлично помнил, как часов в одиннадцать ночи, Антон Семе- нович поднимался в свою квартиру и как на темной лестнице в его об'ятия упала женщина, прокричав трагически: — Спасите меня! — Дело маленькое,—сказал Антон Семенович так, будто он всю жизнь спасал трагических женщин.