Сибирские огни, 1928, № 4

инвективы, завещанные ему английской литературой байроновской эпохи и традициями французского романтизма, наконец, призвал в свидетели вели- чайшего поэта средневековой Италии и, словно от его имени, произнес свои проклятия и приговор. 5. «Россия» Сюинберна, написанная в дантовских тонах, с трудом под- дается переводу на русский язык. Музыка его стиха, необычайная резкость и сила его образов едва ли передаваемы на другом языке. Нижеследующие отрывки оды в прозаической и по возможности наиболее точной передаче английского текста могут дать только приблизительное представление об этом произведении. Нужно думать, что выражение Ланина о Сибири, как о «настоящем аде на земле», заимствованное им из книги Де-Виндта'), было тем поэтическим зерном, из которого выросли первые строфы оды Сюинберна. Случайно дан- ный поэтический образ повлек за собой другие, и они развернулись, нако- нец, в широкую картину, полную самой жестокой выразительности: Из ада, шипя, вышло слово, мрачное, как рок, Бешеное, как огонь, мерзкое, как чумно-подобный мрак, Из ада, где безвинно-приговоренные, осужденные на вечное проклятие Терпят муку, сильнее тех нечистых страданий, какие когда-либо грех м г себе представить. В сознании возникают картины Дантовского ада, все его девять кругов наказаний и ужасов, но- и они кажутся идиллическими в сравнении с теми, какие рисует нам сибирокая действительность: С тех пор, как вопль раздался на морях и землях, Уши не слыхали, уста не говорили о подобных ужасах. Данте, очарованный созвучьем любви и ненависти, Спускающийся в адские глубины по омерзительным путям, Где над ручьями крови дождь был огнем, Где черепа грешников были покрыты калом, как болотной топью, Где грязь грязнее грязи, и ночь темнее ночи, —и он Не мог бы видеть тех дьявольских глубин, которые выдуманы московитами... Его смертное видение в сравнении с теми, чго они отверзают, кажется бледным. Чистым и безболезным, Подобным сновидениям девушки... Лирическое возбуждение поэта, потрясенного созерцанием этих виде- ний, достигает такой силы, что он не досказывает своих мыслей и словно не успевает подобрать им соответствующую пластическую форму: это вопли безумства и страха. Как новый Данте, стоит он у дьявольских врат, и в бе шеном вихре адского ветра несутся перед нами тени осужденных на вечную каторжную муку: Девушки, умершие под ударами плети, жены, Истерзанные более смертельной мукой, чем смерть сама. потому что позор их переживает, Нагие, безумные, голодные, избитые, презираемые, замерзшие, падшие, обес- чещенные Души и тела! Они растерзаны как-бы клыками зверей! Стоны, которым ад отказался бы внимать!.. Видения, которым никакая мысль не может дать образ и форму!.. И поэт бешено клеймит свирепствующее преступление и позор, кото- рому оно радуется: !) «The Fortnightly Review» 1890 Zoly, p.21; De Bundm, From Pekin to Calais, London 1889, p. 363 : речь идет о Карийской каторге.