Сибирские огни, 1928, № 4

— Потери у нас большие? — Убитых мало, в нашей роте один, Семенчук только, а раненых будет. Из нашей роты опять же человек десять увезли, да из других несколько... — Тяжело? — Кому как попало. Трое, передавали, от снарядов. Проклятущие эти снаряды, не люблю я их. Кабы не передвигали цепь—поранил бы действительно больше. Раз нащу- пал во как—в самую точку! Только мы сейчас же вперед, шагов на сто этак, а он, ана- чит, и ложит позади... Это уже восьмая линия, мы вон где сначала лежали. Красноармеец поднялся и показал рукой, протянув ее вперед. Гривин не понял, где же именно они лежали, но этого и не требовалось, конечно. Бой почти замер. Орудийная стрельба прекратилась совершенно. Изредка лишь то на одном, то на другом фланге занимался редкий ружейный огонь, коротко напоминали о себе пулеметы. — Матюкаются напоследок,—засмеялся красноармеец,—а то все поговорками да прибаутками сыпали. Да как начнут, не знаешь, когда и кончат... Говорки! Над головами взвизгивали только заблудившиеся пули. Вскоре передали приказание двигаться вперед. Красноармейцы стали перебегать. Сосед справа поднялся, крикнул: — Вы за мной, товарищ командир, как я лягу, так и бежите, пригнувшись... Он пробежал шагов сорок, остановился, Гривин ждал, что он здесь ляжет, но красноармеец, словно замешкался, что-то рассматривая, потом шагнул и, будто спот- кнувшись, ткнулся в снег. Гривин поднялся и побежал. Мягкий снег проваливался. Гри- вин упал на лишни с соседом-красноармейцем, шагах в десяти от него. Несколько секунд в ушах скрипел еще снег, а затем до Гривина долетел слабый, как звук от спущенной после удара струны, стон. Он поднял голову, красноармеец лежал в одном положении, как упал с разбега, до Гривина донесся опять тот же звук. — Ранен!—дало горячую вспышку сознание Гривина, он быстро вскочил на ноги и подбежал к красноармейцу. § 13. ВЫХОД ИЗ БОЯ. Цепи ушли вперед. Красноармеец был ранен выше левого сосца. Гривин перевер- нул его на спину, растегнул шинель и увидел, что верхний край кармана гимнастерки намок от крови. Красноармеец лежал в полубессознательном состоянии, выдыхая воздух, протяжно стонал, и стон был похож на певучий и неприятный звук, какой получается, если с силой водить по хорошо отполированному стеклу. Необычайное чувство растерян- ности завладело Гривиным. «Надо что-то делать»—повелительно выстукивало сознание, но что—Гривин не мог придумать. Он, опустившись на колени и опираясь голыми рука- ми о снег, смотрел на красневший карман, в чуть открытые глаза раненого, следил за его дыханием, прислушивался к стонам... Как же это так? Только что лежали рядом, стреляли, потом разговаривали, крас- ноармеец такой хороший, такая незамысловатая и милая натура, такой отличный солдат! И вдруг... Какой-то блудливый кусочек свинца—и... он умрет?! Короткий ток жути заставил Гривина вдрогнуть, он приподнялся и закричал: — Сю-ю-да-а!.. А командир роты, по виду такой же, как и лежавший на снегу красноармеец, уже стоял рядом и, недоумевая, что особенного нашел комполка в происти должно быть, поэтому возбужденно говорил: — Я здесь, товарищ командир... здесь... Что прикажете? — Лошадь! Скорей! Гривину чудилось, и видение было ярче яви, ощущалось остро, сознавалось от- четливо. Ему чудилось, что земля, блеснувшая впервые родной и любимой звездой, пол-