Сибирские огни, 1928, № 4

бога, на понт, на пушку, на арапа, зырить, слабо, шухариться (не шуха- рпсь), скулить (радоваться), бусать—бусо, в пузырь залез, кобел, кобла, буза—'бузить, рыпаться (не рыпайся), спулить, стибрить. Этот список показывает, разумеется, не количество употребляемых жаргонных выражений; он говорит только' о том, сколько их вполне осозна- но, как жаргонные. В действительности их много больше (см. хотя бы названные рассказы), но употребляющие их обыкновенно не замечают, что они говорят как-то по-своему, не как все «добрые люди». Кое-что из этого вошло и в общий обиход. Часто приходится слышать и читать (даже в газетах) О' том, что наша речь испортилась, грамотность пала. В последнем уличают охотнее всего учащихся. Доказательств и ссылок в упомянутых нами книжках найдется сколько угодно'. Впечатление порчи, снижения, как теперь говорят, действительно, получить очень не трудно. В самом деле, мы наблюдаем целый потоп ино- странных слов, при чем даже русские перекраиваются на иностранный лад (старостат, читабельный, теплофикация); мы знаем что те, к кому эти сло- ва адресуются, или не понимают их или, что гораздо' хуже, понимают по- своему, приблизительно. Можно долго говорить с человеком или целым со- бранием и не замечать, что взаимного понимания нет. Если собрание слу- шает оратора, громящего бюрократа-зава, то можно быть уверенным, что преступления зава не всем представляются одинаковыми. Целый ряд мало- вразумительных сокращений увеличивает число непонятных слов. Пристра- стие к тому и другому мешает речи устояться, стать ясной и понятной. Блатной язык окончательно ее засаривает. Если мы прибавим к этому не- правильное произношение и русских, и иностранных слов (молодежь про- цент, предмет, каталог, протокол, средства, в случае, гектар, дабы и т. п.), то получится совсем мрачная картина. А т ут еще безграмотность уча- щихся 29 ). Порча, снижение, как-будто,—факт бесспорный. Мы уже говорили, что до революции литературной речью пользова- лись немногие, большею частью специально образованные люди. Теперь она стала нужна чуть не всем. Конечно, те огромные массы, которые овладели и пытаются овладеть ею теперь, говорят и пишут хуже, чем говори™ и пи- сали раньше немногие призванные. Все уродливости отмеченные только что, обильно насыщают та речь. Но раньше-то они вовсе не говорили и не писали ничего. Вполне очевидно', что в этом отношении приходится говорить не о порче и снижении, а об огромном шаге вперед. А если принять в расчет, что они не только овладели (пусть и плохо) формами литературной речи, но и творят новый язык, нужный для новых жизненных отношений, то мы должны 1 будем признать не только шаг вперед, а нечто гораздо большее. Это—одна сторона дела. С другой—трудно утверждать (потому, что нет цифр), но можно сказать с достаточной степенью вероятности, что группа лиц, хорошо владеющих литературной речью (ученые, газетные работники, политические ораторы, педагоги и т. д.), вряд ли стала численно меньше Просто, раньше обращала на себя внимание только 1 она, а теперь, главным образом, не она. Что касается учащихся с их безграмотностью, неумением выразить свои мысли (речь их, действительно, в некоторых случаях кажется жалкой; взять хотя бы письмо студентки из рассказа Сейфуллиной «Налет»), то 29 ) Число ошибок в работах учащихся ср. школы в 1926 г., примерно, в 5 раз больше, чем в 1901 г. С. Золотарев—«Причины школьной безграмотности».. «Родной язык в школе». 1926 г., кн 11-12. См. Р. Шор.