Сибирские огни, 1928, № 4

Сварили кашу, накормили его досыта. Ворон заснул, а мыши стали в голове у него искать. Пока ворон спал, мыши нашили ему на глаза красную материю. Выспался ворон и пошел домой. Навстречу дочка. Через красные тряпки ему показалось, что дочка горит, он давай тушить ее, бить палкой и забил насмерть. Вышла старуха из яранги, сняла с глаз тряпки. Осердился ворон и говорит: — Это мыши все наделали, пойду расправлюсь с ними.—Пошел. — Дедушка идет, дедушка идет,—закричали мыши. Пришел ворон в ярангу, а они наварили опять каши и давай его потчевать. Наелся опять ворон, забыл, зачем при- шел и улегся спать, а мыши искали в голове. Во время она они взяли уголь и разрисо- вали ему все лицо. Когда ворон проснулся, мыши оказали: — Пойдешь через воду, увидишь во льду дыру, посмотри в нее. Пошел ворон. Дошел до воды, посмотрел в нее и говорит: — Теперь я стал бабой пестреной*), возьму себя замуж. Пришел домой и говорит жене: — Мне тебя не надо, я пестреную бабу возьму за себя. Собрал все кухлянки, «плекет», «памьят» (торбаза, меховые чулки) посуду и пошел к воде. Думает: которая не потонет—возьму с собой. Побросал в воду все вещи—все потонули. Тогда он прыгнул сам и тоже утонул». Прошел уже час, в который обычно обитатели яранги ложатся спать, а теперь сидят в глубокой тишине и с неослабевающим вниманием слушают. Только хозяйка, на- рушает тишину, поднимаясь время от времени, чтобы подлить масла в «ээк»**), снять нагар и выровнять фитиль. Кенка начал вторую сказку. «Жил старик со старухой, у них было два сына, одна дочь. Была у них китовая голова, с которой, вместо ведра, ходили по воду. Сколько дочку ни сватали, она отказы- вала всем. Осерчал старик и говорит: — Пусть тебя возьмет китовая голова. Пошла дочка за водой с китовой головой. А голова ожила, схва/гила дочку и уплы- ла. Много прошло дней. Наконец, братья говорят: — Довольно ей пропадать, надо искать. Сели в байдару и поплыли. С собой взяли старуху мать и три одежды сестрины. Тремя морями проплыли они. Наконец, увидели две скалы: раскрываются и закрываются их ворота. Раскрылась скала и увидели они сестру, она жила у кита. Сестра поговорила с ними и скоро прыгнула в байдару, и все поплыли домой. Вот проплыли первое море и вдруг увидели, что за ними гонится кит, совсем уж близко. Тогда бросили ему одну одежду—кит отстал. Заплыли во второе море. Опять кит догоняет. Они бросили вторую одежду. Кит опять подумал, что его жена, и не стал догонять. Наконец, зашли в третье море. Кит опять стал нагонять; совсем уж близко. Бросили ему третью одежду, кит разглядел и бросился за байдарой. Но в это время они успели выскочить на берег, только байдару разбил кит.». Завтра собираемся рано, а потому сказки закончили. П. Меня застигла пурга в эскимосском селении Имтук. Семь дней непрерывно свистел ветер, подымая тучи снежной пыли, и не давал никому выехать в тундру. Наружный шатер яранги сплошь устлан телами колечком свернувшихся собак. Спят, как убитые, и только раз в день во время кормежки оживают, блестят глазами, сверкают белизной клыков, вырывают друг у друга мерзлые куски нерпы и, не жуя, проглатывают. *) Пестреный— пестрый. Имеется в виду распространенная у чукчей татуи- ровка женских лиц. **) Ээк—свет-'льня, наполненная нерпичьим салом, фитиль заменяет тертый мох.