Сибирские огни, 1928, № 4

сжимает человека в своих холодных челюстях. Я стыдился трусости. Когда спускался в реку—коленки дрожали. Опустил повод: лошадь лучше меня зна- ет, где ей пройти. Вот она на секунду остановилась,—тело ее дрожит,—вы- бирает место, куда бы можно было поставить ногу, осторожно ставит ее и опять выбирает место. Вот она прошла по скользкой покатой плите, еле удержалась на круглом камне. По сравнению с этой рекой Проездная—непокойный ручеек. Но дикие реки были впереди. Мы бродили Кураган, а его не всегда мож- но бродить. Вода белыми бурунами прыгает на полтора аршина вверх, беше- но врывается в Катунь и прыгает еще выше. Не зря алтайцы назвали реку Ку-раганом—ягненком: клубится вода, курчавится. Как ошалевший от весен- него солнца ягненок, мчится Кураган. На берегу Кура-гана Максим рассказывал, как медведь с'ел охотника- алтайца, пошедшего за сурками. Володя, молодой парень из Москвы, только- что окончивший ВУЗ, спросил: — Кто с'ел человека - ? — Сурок,—шутил Беньяминсон. — Сурок может человека с'есть? Он разве большой? Члены экспедиции уверяли, что в Москве Володя на хорошем счету сре- ди ученой молодежи, что тех странностей, которые теперь звучат в каждом слове его, за ним не замечалось. Он, выросший в Москве, первый раз- попав- ший в глушь, походил на зайца, загнанного гончими в плотную ограду: он опасливо- вертел головой, боязливо осматривая окрестности, и не зная, куда ему броситься, путался. Все ему казалось новым и непонятным. V. ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ РЕКА. Верст 25 недо-езжая до высочайшей вершины Алтая—Белухи, долина Катуни расширяется. Точно спокойная степная река, Катунь извивается среда серых кустов тальника, которым поросло болото. Лошади тонут по колено в топкой грязи. Впереди ничего не видно, кроме двух темных хребтов. Уны- лое настроение овладевает путниками. По небу плывут серьге облака. Из-за горы огромными клубками выка- тывается туман. Иван Егорович показал на север. — Смотрите, каку трубку закурила Белуга! Это от ее подымается об- лако такое.—И, помолчав немного, он продолжал; в голосе его чувствова- лось сожаление.—Не везет вам. Нельзя будет на Белугу итти: ненастье будет. Раз Белуга закурилась—ненасть будет. Это, сльгшь-ко, почему так делается: когда нет у Белуги людей—тумана нет, а люди при-йдут—все облаками затя- нет, по неделе, по месяцу живут тут, а снять Белугу не могут? Так и уезжа- ют. Только уедут—-морок весь уйдет. Вот чудны дела каки! Черные хребты вплотную -подходили- к реке. Мы ехали берегом Катуни, огибая небольшой мысок, когда неожиданно даль открылась перед нами так быстро, что, казалось, не горы -раздвинулись, а -раздернул кто-то тяжелую парчевую занавесь. В долине стало светлее. Из-за ближайших вершин, в чер- ной рамке гор показались белые вершины со снежным седлом посредине. Веч- ные снега то розовеют, то золотятся—лучи заходящего солнца играют на них. Усталые путники на седьмой день верховой езды машут Белухе фураж- ками. У кого-то вырывается из груди: — Чистая работа!... точно по заказу.. — Впечатление чего-то сладкого, особенно, когда гора розовая. Любовались величественной красавицей Алтайских гор, а она, показав красоту свою, будто стыдясь и заманивая, пряталась за хребты, как платьем прикрывалась. И вдруг крикнул Володя: