Сибирские огни, 1928, № 4

Тут взбрело: а что, если... И померещилась лестница: комбриг—комдив—команд.. Словно пошел к цели, нашел точку опоры, свои интересы зазвучали в тон общим. Во что-то,—пусть наигранно, самообманываясь,—верил и сливал эту веру с верой тех, с кем шел. Над обрывом встал—не заметил. Может быть, это было в тот момент, когда ком- бриг навел наган, и на язык лег неприятный холодок, словно от свинца... Кажется, нет, раньше. Это отступление выбило лестницу и... сорвался. Гривин очнулся: снега и снега, небо и небо. Он повернул голову и крикнул орди- нарцам : — В штаб! § 7. ПОДСКАЗАННОЕ РЕШЕНИЕ. После обеда пошел снег, с заставы сообщили: противник вышел из деревни и движется цепями... Гривина охватил озноб, недобрые предчувствия словно опустили сердце на не- сколько ребер ниже. Не успел он отдать распоряжения комбатам, как услышал заглу- шённые разрывы снарядов, понял, что это бьет противник по заставам. Пришел полит- ком, помещавшийся напротив. Гривин старался не смотреть на него, сам на разговор не лез, отвечал коротко, сказал: — Ужасное самочувствие... Лихорадит, не заболеть бы... Политком, наоборот, был в приподнятом настроении, говорлив, особенно щедр на поговорки и на ругань. Это еще более раздражало Гривина, а когда, вскоре же, про- тивник пустил две очереди по деревне и этим подтвердил свои, совсем не шутливые на- мерения, Гривин окончательно почувствовал себя и сбитым с толку, и больным, и лиш- ним на белом свете, даже взглянул нехорошими глазами на наган. Политком предложил осмотреть позиции, занятые батальонами у деревни. Деться было некуда, Гривин согласился. По деревне сновали телефонные надсмотрщики, везли патроны, торопились куда- то отдельные красноармейцы, на дворах трусливо суетились жители. Все явственнее и сильнее слышалась ружейная перепалка за деревней. Взрывы снарядов учащались и, казалось Гривину, приближались. — Парная банька будет,—балагурил политком,—до костей распарит, только бы веников хватило! Он спрашивал красноармейцев, ехавших на санях, что они везут, делал серьезные и шутливые замечания телефонистам, возившимся с наводкой, давал советы мужикам, растерянно выбегавшим из дворов. Он был возбужден, возбуждение было здоровое, заражало и бодрило тех, к кому он обращался, и лишь на Гривина действовало подавляюще. — Рисуешься? Храбришься? Подожди, посмотрим, что дальше запоешь?—зада- вал Гривин про себя озлобленные вопросы. Когда выехали из деревни, над головами провыл снаряд, тотчас разорвался оглу- шительно где-то невдалеке сзади, за ним—другой, третий... Вой снарядов слегка пригибал Гривина к луке, а политком, словно издеваясь над ним. заслышав вой, говорил: — Пронеси, господи! И на взрыв шумно и облегченно вздыхал: —- То-то, маму твою так!.. Одна рота лежала в окопах сейчас же за деревней, две—в шагах пятистах от нее. Комбат, совсем мальчишка, какой-то ртутный, находился в пятидесяти шагах от первой роты. Он торчал на снежном холме, словно забытый столб, и рассматривал в бинокль дали. Доложил Гривину: