Сибирские огни, 1928, № 4

— Сначала накорми, только вкусным. Кержаки на Уймоне заморили на постной пище. Он повернулся лицом в куть и крикнул: — Бабенка! котел яиц вари. В углу около печи сидела по-кержацки слабенькая, женщина в синем, сарафане. Она поспешно встала и как-то боязливо, будто под ногами ее дро- жали половицы, прошла мимо меня, не подымая глаз. Человек, валявшийся на полу, приподнял голову и глухо промычал: — Мяса-а! Какой я гость, коли мясом не кормите. Подымаясь, он стукнулся головой о лавку. Стоя на четвереньках и покачиваясь, кричал: — Кержачье постылое! К чорту вас...—С постами-то вас,—и он за- гнул трехэтажный мат. Хозяин успокоил его: — Сейчас,—крикнул он и вывернулся из дома; у пояса его болтался нож. Через минуту он вернулся, оказал: «Пойдемте промышлять»—и, схва- тив винтовку, выбежал во двор. Я вышел за хозяином. Женщина шла обратно так осторожно, будто на голове ее стояла чашка, полная воды, и она боялась ее расплескать. Хозяин приложил к плечу винтовку. Звук выстрела раскатился по лесу: в маральника перевернулся поросенок—пуля пробила живот его. — Не тот попал,—по-охотничьи проговорил хозяин, подымая поро- сенка за ножки,—не будешь бегать больше. В комнате он бросил его к ногам жены и крикнул: — В два счета чтобы... а то... Бабенка, шевелись! В углу на кровати сидел двухлетний мальчик, маленькими ручонками разламывал пареную кедровую шишку. Светлые его и мелкие зубы блестели из темноты. Он боялся выйти из своего угла. Через полтора часа мы с пьяным свояком хозяина ели жареного поро- сенка. Хозяин даже не попробовал: был пост. Когда мы уезжали, он, бросив вслед предложенные деньги, крикнул: — Бабенка! положь поросенка им в коробок,—и немного тише про- ворчал: — Мы не такие, чтобы за такую мелочь деньги брать. Завсяко-просто заезжайте, если путь колды случится. Не подымая глаз, женщина подошла к коробку... Теперь она так же медленно и еще осторожнее проходила мимо меня. Глаза ее как-то глупо и пусто смотрели вперед и, казалось, не видели ниче- го. Она шла, как слепая, правой ладонью руки щупая воздух. Сильная боязнь и тихое помешательство было на ее лице, казалось, она считала себя лишней на земле и в то же время боялась сделать шаг вперед. Возле меня стоял Полиект, качая большой и лохматой головой, говорил: — Дочь это. Узнал? Несчастье, вот, случилось. За грехи наши Господь нас грешных наказал. Из завозни, разминая уставшее тело и потягиваясь, вышел маленький человек в милицейской форме. Усталые глаза его блестели от выпитой медо- вухи, отяжелевшие веки сжимались. Он подошел к нам и сунул горячую руку. Петелин сообщил о нем: — Блюститель порядка—начальник милиции. Полиект Никонович снова пригласил «откушать». — Сейчас придем. Маленький человек говорил, показывая глазами на дочь Полиекта: