Сибирские огни, 1928, № 4

— Мелкоскоп,—это остроумно. Остроумнее мокроступов. Лесков прекрасно знал язык, но дело не в этом... Профессор подходит к своему столу. От быстрого движения полотенце всплескивается, как крыло. Профессор выдвигает верхний ящик. Беллетри- стика! Я замираю от изумления. Ящик набит беллетристикой. Я вижу ко- решки книг. Это не оставляет никаких сомнений. — Здесь пятьсот томов,—говорит профессор,—исключительно пере- водные романы и при том послевоенные. Я прочел все это и, знаете, к како- му пришел выводу? Профессор захлопывает ящик, полотенце сползает с плеча. — Вывод такой,—подарит медленно профессор,—что за время войны человечество постарело на сотни лет. Кроме того, в военные поды сформи- ровалось новое поколение с совершенно особенной психологией... ...Легкий треск стекла прерывает профессора. Я машинально свертел винт, об'ектив спустился очень низко. — Как вам не стыдно!—говорит профессор, возвращаясь к своим стаканчикам. Я молчу. Могу ли я сказать, что библиотека послевоенных романов заинтересовала меня больше, нежели обманчивые звезды об'ектива? АЛЬБОМ БЕССОННИЦ. — Альбом бессониц!—Такая строчка есть у одного поэта. Я понимаю ее значение. Два часа ночи;. Иззябшая луна заглядывает в окно. Лунный свет не дро- бится на паркете. Площадь паркета заставлена кроватями. Наш интернат огромен. Он вмещает восемьдесят человек. Дневной его шум напоминает о вокзале. Мы привыкли к шуму настолько, что комнатная тишина нас гне- тет. Что же сказать о ночной тишине, когда останавливается время? Через два месяца я кончу ВУЗ. Я сдам' последний зачет и сбегу по .лестнице, ведущей к выходным дверям, с такой поспешностью, которая испугает нашего швейцара. В ожидании этого дня я томлюсь, как лошадь, запертая в конюшню. О чем мне сегодня думать? Буду думать о недавнем споре. Желтая Опасность, когда мы стояли в курилке, задал нам вопрос: есть ли в нашем ВУЗ'е те явления, которые показаны в «Ржавчине»? Мы загорелись, как сухие сучья. — Есть!—сказали одни. — Нет!—сказали друпие. Кто был трав? Правы были все. Надо иметь крепкие сети. Тогда можно выловить рыбку истины в озере взволнованного спора. Надо знать тот мате- риал, из которого сработана молодежь. Вокруг меня спят мои товарищи. На соседней койке спит Желтая Опасность, дальше—Мумия, еще дальше— Громкоговоритель. Я слышу их дыхание. Я знаю, из какого материала они сработаны. Желтая Опасность вырос в Лиственничном, в большом селе на берегу Байкала. Один счастливый случай научил его грамоте, другой—привел в лес- ыгчество. В пятнадцатилетнем возрасте он стал десятником на лесозаготов- ках. Однажды лесничий призвал его. — Вася,—сказал лесничий,—ты поедешь в Петрочрад, Лесничий дал Васе две сотни рублей и две клетки. В клетках сидели голубые лисицы. Вася должен был их свезти петроградскому профессору. С лисицами он поехал в Иркутск. Год начинался семнадцатый. Вагоны за- хлебывались людскими множествами. Но Васю быстро впустили в тепушку,