Сибирские огни, 1928, № 3

— Знаете,—сказал он, не переставая следить за поведением собаки,—я вначале несколько беспокоился: боялся, как бы не спутала она следы преступника со следами жертвы. Но, вот, одно уж то обстоятельство меня успокаивает, что она идет в сторону города. А жертва, как нам известно, пришла, ведь, в город. — Точно так,—сказал Коршунов. Собака, между тем, все чаще и чаще начала останавливаться и временами теряла след. Тогда проводник осторожно оттягивал ее и, отводя стороной на то место, где она еще ясно чувствовала след, направлял снова. — Неблагоприятная почва, да и ветер здесь сильнее, чем в роще,—угрюмо ска- зал он, отвечая на подразумевавшийся вопрос Коршунова. Там, где мягче была почва, Гера бежала более решительно. Таг. шли они с полверсты. Оба сильно устали. Коршунов время от времени огля- дывался,—едет ли за ними экипаж. На одном из пригорков собака остановилась, вытянула шею и принялась нюхать воздух. Проводник, начинавший уже терять терпение, снова хотел отвести ее и напра- вить на след, но она предупредила его и с такой решительностью рванулась назад и влево, что он выпустил цепочку; запыхавшись, он догнал Геру и поднял цепочку. Странно.—с одышкой проговорил он. Видно было, что этот поступок собаки сильно смутил его. Коршунов хмуро выша- гивал рядом. Шляпа была у него на затылке. На большом напряженном лбу высту- пил пот Однако, собака шла быстро и уверенно, низко опустив нос. -— Чорт возьми!—вполголоса пробормотал Макинтош.—Да неужели она нас к тому вон кусточку ведет?!. Ведь там и зайцу-то негде спрятаться!—он указал на то- щую низкорослую иву на склоне небольшой ложбинки. Эту иву они прошли уже, и она осталась у них но левую руку. Теперь собака, не колеблясь, вела их к этой иве. Оба сыщика еле поспевали за ней. Шагах в пятидесяти Гера остановилась насторожившись. Проводник подал знак, что нужно прислушаться. Однако, ничего не было слышно. Прошли еще шагов двадцать, и на этот раз сам Макинтош остановил собаку. Теперь оба они ясно слышали тихий звук, как-будто кто-то медленно распиливал сырое и мягкого сорта дерево. На собаку жалко было смотреть: вся она напряглась, шея ее, казалось, разду- лась оттого, что шерсть поднялась дыбом, в горле как-будто клубок прокатывался, и чувствовалось, что она сейчас лает, заливается яростным беззвучным лаем, и этот без- звучный лай душил ее. Хозяин посмотрел на нее, и она покойно уселась, жалобно поглядывая на него. Макинтош и Коршунов сделали еще несколько шагов и увидели того, по чьим сле- дам шла собака. Вот что они увидели. На самом склоне маленькой ложбины, хорошо укрытой от солнца и посторонних взглядов возвышенными ее краями и свисавшей над ней ивой, лежал, раскинувшись на спине и громко похрапывая, какой-то человек. Лица его нельзя было рассмотреть, так как оно закрыто было, очевидно, от комаров, полотняной шляпой, ослепительно белой. На нем были из того же материала пиджачная пара и желтые ботинки. На кисти левой руки, покоившейся на животе, были надеты часы в кожаном браслете, защищенные ме- таллической решеточкой. Коршунов и Макинтош остановились за кустом. Гера сидела там, где ее оставил хозяин. Убедившись окончательно, что незнакомец крепко спит, Коршунов сделал Макин- тошу знак оставаться на месте и, осторожно ступая, спустился к спящему. Мягкая трава совершенно заглушала шаги.