Сибирские огни, 1928, № 3

— Видите—в нос даже и не целую!—сказал он, глядя на Коршунова.—О, это тончайший, тончайший инструмент!—вдохновенно и поучительно воскликнул он, подняв палец. -—• Постойте-ка!—перебил вдруг испуганно Макинтош свои излияния и, смочив слегка слюной мизинец, выставил его вверх.—Ого!—заметил он с беспокойством.— Есть небольшой ветерок со стороны дороги. Если этот идиот,-—кивнул он на грузовик,— напустит бензину—то... И за каким он чортом тащится?!.. — Я думаю,—ответил Коршунов, посмотрев на грузовик,—что он везет хлеб в лагеря. — Этого еще недоставало!—воскликнул с отчаянием хозяин Геры:—Запах бен- зина и горячего ржаного хлеба—убиться можно! Слушайте,—обратился он жалобно к Коршунову, тронув его за рукав,—отбежимте скорее сажен хоть на пятьдесят в сторону и полежим где-нибудь в ямке, пока этот запах не рассеется. Коршунов не мог отказать ему в этой просьбе. Они отошли от дороги и расположились в одной небольшой ложбинке. Гера усе- лась рядом с хозяином и от скуки принялась ловить мошек, громко клацая зубами и конфузясь до слез от каждой неудачи. Коршунов и Макинтош разговаривали меж тем о собаках-ищейках, их психологии, выучке и породах. Макинтош рассказывал интересные случаи, где отличилась его Гера. — Скажите,—спросил напоследок Коршунов,—почему все-таки у вас—«вольф- гунд», а не «доберман-пинчер»? Судя по тому, что вы мне сообщили, между ними до- вольно-таки трудно сделать выбор. — «Доберман-пинчер», нежнее,—ответил Макинтош.- -Поэтому в нашем кли- мате «вольфгунд» лучше. — Так!—сказал Коршунов.—Ну, что,—можно, вероятно, тронуться?'—спро- сил он его. — Да, теперь можно. Все трое поднялись и направились к маленькому колку. Не входя в него, Коршунов остановился, сверился с какой-то бумажкой, вынутой из кармана, и указал пальцем на небольшую, освещенную уже солнцем поляну в глу- бине колка. — Я предоставлю начать вам,—сказал он поклонившись. — А я как-раз собирался просить вас об этом,—ответил довольный Макинтош и приступил к работе. Коршунов не узнал своего спутника: он сразу преобразился, он священнодейство- вал. Бережно неся в одних только пальцах цепочку, протянутую к ошейнику собаки, он ни разу не допустил, чтобы цепочка дернулась и опустилась, насмотря на то, что собака шла не прямо и неравномерно, а подавалась то вправо, то влево, и то ускоряла, то за- медляла свой бег. Движения их удивительно совпадали, п трудно было решить, кто кого ведет. Казалось, что и человеком, и собакой управляло одно общее сознание. Коршунов, оставшийся по просьбе Макинтоша у крайних берез, с восхищением следил ьа ними. До самой почти поляны, где совершено было изнасилование, Гера шла быстро, не останавливаясь, но, подходя к этому месту, она заметно замедлила свой бег и низко, чуть не к самой земле, опустила морду. Хозяин ее тоже пригнулся. Теперь Гера шла толчками. Раза два она взглянула на хозяина, он ей сказал что- то. Наконец, сделал два или три круга с отбегами в сторону, собака решительно пошла в сторону степи и скоро они вышли из колка. Макинтош подал знак Коршунову. Тот догнал их уже в степи. Лицо хозяина Геры было серьезно и в то же время было значительно спокойнее, чем до начала слежки.