Сибирские огни, 1928, № 3

ВЯЧЕСЛАВ ШИШКОВ И с т о к и (Из романа «Угрюм-река»). Уж ты, матушка Угрюм-река, Государыня, мать, свирепая. (Старинная песня). 1. ИБРАГИМ-ОГЛЫ. ПЕРОЧИННЫЙ НОЖИЧЕК. На спольи, где город упирался в перелесок, стоял покосившийся одно- этажный дом. На крыше вывеска: «СТОЙ . Црулна. Стрыжом, брэим первы эорт». Горец Ибрагим-Оглы из переселенцев, хозяин этой цырульни, целыми днями лежал на боку или где-нибудь шлялся, и только лишь вечером в его мастерскую заглядывал разный люд. Ибрагим-Оглы, кроме искусства ловко стричь и брить, был известен пьющему люду городских окраин, как человек, у которого в любое время найдешь запас водки. Вечером у Ибрагима клуб: пропившиеся двадцатники— так звали здесь чиновников—мастеровщина-матушка, какое-нибудь забул- дыжное лицо духовного звания, старьевщики, карманники, цыгане, да мало ли какого народа находило отраду под гостеприимным кровом Ибрагим-Оглы. А за последнее время стали захаживать к нему кой-кто из учащихся. Отнюдь не дешевизна водки прельщала их, а любопытный облик хозяина, этого раз- бойника, каторжника. Пушкин, Лермонтов, Толстой—впечатления свежи, ярки, сказочные горцы бегут со страниц и манят юные мечты куда-то вдаль, в ущелья, под чинары. Ну, как тут не зайти к Ибрагиму-Оглы? Ведь это ж сам таинственный дьявол с Кавказских гор. В плечах широк, в талии тонок, и алый бешмет, как пламя. А глаза, а хохлатые черные брови: взглянет по- строже—убьет. Вот, чорт! Но посмотрите на его улыбку, какой он добрый, этот Ибрагим. Улыб- нется, тряхнет плечами, ударит ладонь в ладонь: алля-алля-гей!—да как бро- сится под музыку лезгинку танцовать. Вот вы тогда полюбуйтесь Ибрагимом... Заглядывал сюда с товарищами и Прохор Громов. Музыка давно кончила последний марш, трубы остыли, и турецкий ба- рабан пьет теперь в трактире сиводрал. Сад быстро стал пустеть. Дремучий, вековой, огромный: нередко в его трущобах даже среди бела дня бывали гра- бежи. Скорее по домам: мрачнел осенний, поздний вечер.